|
Итак, воля «царственного мистика» была исполнена и сохранена (более или менее) в тайне. Слухи возникли еще почти у открытого гроба, и войска с артиллерией охраняли во время траурного шествия из Таганрога на север эту плохо охраненную тайну. 12Осенью 1836 года к кузнице, расположенной на окраине Красноуфимска (в то время Пермская губерния), подъехал всадник и, не оставляя седла, спросил кузнеца, можно ли подковать лошадь. Кузнец внимательно оглядел незнакомца, рослого, плечистого старика, одетого в простую крестьянскую одежду, обратил внимание на красивую, ухоженную лошадь и сказал: — Отчего ж нельзя? Можно… — И спросил, далеко ли путь держит мил-человек, из каких краев будет, как звать-величать. Старик ответил, что едет мир да добрых людей повидать, а звать его Федором Кузьмичом. Подошло несколько горожан. Все они с любопытством смотрели на незнакомца, одетого вроде бы по-простому, по-мужицки, но с виду весьма представительного — и по сему подозрительного… Кто-то на всякий случай сбегал за городовым. И повели старика в участок! Там старик повторил то же самое: странствует, решил мир посмотреть, а родства своего не помнит. Федор Кузьмич — и все. Был суд. За бродяжничество старика приговорили к двадцати ударам плетью да к поселению в далекую Сибирь. Не помнящий родства Федор Кузьмич безропотно перенес телесное наказание и отправился в Томскую губернию — по этапу! Ко времени допроса в Красноуфимске следует, вероятно, отнести рассказ крестьянки Феклы Степановны Коробейниковой, слышанный ею от самого Федора Кузьмича. «По какому-то случаю дано было знать императору Николаю Павловичу, и по распоряжению Его Величества был прислан великий князь Михаил Павлович. Он по приезде своем в город прямо явился в острог и первого посетил старца Федора Кузьмича и сильно оскорбился на начальствующих, хотел их привлечь к суду, но старец уговорил великого князя оставить все в забвении. Просил также, чтобы его осудили на поселение в Сибирь, что также было исполнено». Отметим, что никаких других данных, подтверждающих приезд великого князя на Урал, нет… …Путь был долог. По трудным, грязным, разбитым дорогам шел Федор Кузьмич к месту поселения и прибыл туда только 26 марта 1837 года. Он не затерялся среди ссыльных. Статная фигура, тронутые сединой волосы и борода, голубые, ясные, приветливые глаза, задушевная речь и какая-то мягкость, теплота его голоса — все это обращало на него внимание. Было странно видеть этого человека в толпе арестантов — так казался он далек от кандального звона да грубой ругани. Арестанты сначала посматривали на него косо, но потом привыкли и — полюбили. Да и было за что! Он был внимателен ко всем, шел туда, где видел горе и страдание, ухаживал за больными, со всеми делился тем, что имел сам. К нему обращались за советами, и он каждому находил ласковые слова, ободрял упавших духом… — 136 —
|