|
Кортес же отрядил два корабля, под командой капитана Франсиско де Монтехо и при пилоте Аламиносе, которые оба уже были в этих местах с Хуаном де Грихальвой, чтобы они обследовали побережье к северу, не найдется ли где надежная гавань и удобное место для поселения, ибо наш лагерь стал невыносим от жары и москитов. Дошли они до Пануко, где их, как и Хуана де Грихальву, остановили сильные морские течения; ничего подходящего они не нашли и дней через десять - двенадцать вернулись лишь с известием, что в полдня пути от нас находится укрепленное поселение Киауистлан с достаточно защищенной бухтой. За это время положение наше очень ухудшилось: индеец Куитлапильток что-то очень ослабел в своих заботах о нашем пропитании, сухари наши стали плесневеть, мука кишела червями, и нам часто приходилось голодать, если не удавалось найти ракушек. Индейцы тоже стали появляться все реже, держась с опаской и недоверчиво. С великой заботой поэтому ждали мы возвращения послов из Мехико. Наконец-то они явились. Прибыл лишь Тентитль, ибо великий касик Кинтальбор заболел в дороге. Привел он с собой и караван носильщиков. Опять пошли поклоны, приседания, окуривания; опять извлечены были подарки -10 карг замечательных накидок, сделанных из перьев; затем, 4 редких зеленых камня chalchiuis, подарок нашему государю, более ценный, по уверению Тентитля, чем столько же возов золота; затем изящные золотые вещи, ценностью в 3 000 песо. Из разговоров же было ясно, что дальнейших посольств из Meхико не будет и что личное свидание с Мотекусомой отклоняется совсем. Как ни не приятно это было Кортесу, но он и виду не показал, а самым любезным образом благодарил Тентитля за труды, нам же втихомолку шепнул: "Велик и богат, должно быть, этот Мотекусома! Тем приятнее будет посетить его!" - "Эх, если бы он был тут, рядом," - ответили мы, солдаты. Случилось так, что как раз зазвонили к вечерне. Сейчас же мы собрались подле высокого креста преклонили колена, а Тентитль и Куитлапильток, видя это, удивлялись, зачем мы так унижаемся перед простым столбом. Тогда Кортес заметил монаху Ольмедо, не пора ли послу и другим кое-что сообщить о нашей святой вере. И вот Ольмедо, при помощи наших переводчиков, произнес удивительную рацею, которой не постыдился бы и величайший теолог. Всего не перескажешь, но тут было великое изобилие убедительных и благочестивых указаний: что такое Бог, и кто христиане, и почему здешние идолы - бесы, вредные, бегущие от креста, и кто был Христос, его жизнь и смерть, и искупление, и грех, и страшный суд, и многое другое. Тентитль уверял, что все понял и обо всем сообщит Мотекусоме, а Кортес npибавил, что одной из причин нашего прихода является желание нашего государя, чтобы страна сия отказалась от мерзких своих идолов, уничтожила бы человеческие жертвоприношения и вообще бы воздержалась от разбойного захвата людей. Пусть во всех городах будут воздвигнуты кресты и поставлены изображения Нашей Сеньоры. А пока шли эти речи, наши солдаты начали выгодный обмен с новоприбывшими и на их золото немало потом накупили рыбы у наших моряков. Да и винить их было нельзя - иного способа утешить голод не было. Так полагал и Кортес и втайне радовался обмену, креатуры же и друзья Диего Веласкеса громко выражали свое негодование по поводу недозволенной частной торговли. — 40 —
|