Гунны

«Римляне думают просьбами преклонить меня к тому, чтоб я изменил своему государю, забыл полученное у Скифов воспитание, пренебрег женами и детьми своими и богатство Римское поставил ниже службы при Аттиле? Я могу быть вам более полезен, оставаясь здесь в своей земле; ибо если случится, что мой государь будет гневаться на Римлян, то я могу укрощать его гнев; напротив того, приехав к вам, я могу подвергнуть себя обвинению, что преступил данные мне предписания».

Аттила же, в свою очередь, желал, чтобы переговоры велись на его территории и чтобы к нему прибыл кто?то из высокопоставленных сановников. Приск пишет:

«Максимин вышел из дому Аттилы и говорил мне, что варвар требует, чтоб посланником к нему назначен был либо Ном, либо Анатолий, либо Сенатор; что, кроме их, он никого другого не примет. На сделанное Максимином замечание, что не надлежало назначать в посольство этих мужей и чрез то делать их царю подозрительными, Аттила сказал, что если Римляне не сделают того, что он хочет, то несогласия будут решены оружием».

Переговоры закончились компромиссным решением. Приск сообщает: «По прошествии трех дней мы были отпущены Аттилою, который почтил нас приличными подарками. Он отправил с нами посланником к царю Вериха, того самого, который в пиршестве сидел выше нас. Это был человек знатный, владел многими селениями в Скифской стране и был прежде с посольством у Римлян».

Таким образом, вся деятельность Максимина и Приска свелась к обсуждению (причем не слишком плодотворному) процедуры грядущего посольства. Причем из Константинополя с ними вместе только что вернулись гуннские послы, которые ездили туда в основном по тому же самому поводу. Такая заминка в переговорном процессе, возможно, была вызвана тем, что Феодосий не придавал ему особого значения, надеясь на скорое устранение Аттилы. Сам же Аттила понимал, что Максимин был лишь прикрытием для заговорщика Вигилы и никакими серьезными полномочиями не обладал… Во всяком случае, посольство это оказало неоценимую услугу если не дипломатии, то историографии – ведь оно дало возможность Приску Панийскому побывать у гуннов и оставить свои замечательные записки.

Последние строки, касающиеся истории посольства Максимина, Приск писал уже с чужих слов. После его отъезда ничего не подозревающий Вигила, взяв с собой сына (вероятно, в подмогу) и деньги для подкупа убийц, вернулся в ставку Аттилы.

«Как скоро Вигила прибыл в то селение, где имел пребывание Аттила, он был окружен приставленными к тому варварами, которые отняли у него привезенные Эдекону деньги. Вигила был приведен к Аттиле, который допрошал его, для чего он вез столько золота? Вигила отвечал, что он заботился о себе и о спутниках своих и хотел при отправлении посольства избегнуть остановки на дороге, на случай недостатка в съестных припасах или в лошадях и вьючных животных, которые могли пасть в продолжение столь долгого пути; что притом золото было у него в готовности, для выкупа военнопленных, потому что многие в Римской земле просили его о выкупе родственников. “Зверь лукавый! – сказал тогда Аттила. – Ты не скроешься от суда своими выдумками, и не найдешь достаточного предлога для избежания наказания, ибо находящееся у тебя золото превышает количество, нужное тебе на расходы, на покупку лошадей и прочего скота и на выкуп военнопленных; да я и запретил выкупать кого?либо еще в то время, как ты с Максимином приезжал ко мне”. Сказав это, Аттила велел поразить мечом сына Вигилы (который тогда в первый раз последовал за отцом своим в варварскую землю), если он тотчас не объявит: за что и кому везет те деньги. При виде сына, обреченного на смерть, Вигила, проливая слезы и рыдая, умолял Аттилу обратить на него меч и пощадить юношу, ни в чем не провинившегося. Он объявил без отлагательства то, что было замышляемо им, Эдеконом, евнухом и царем, и между тем не переставал просить Аттилу убить его самого и отпустить сына. Аттила, зная из признания Эдеконова, что Вигила ни в чем не лгал, велел его сковать и грозил, что не освободит его, пока он не пошлет сына назад, для привезения ему еще пятидесяти литр золота на выкуп себя. Вигила был скован, а сын его возвратился в Римскую землю»[495].