Гунны

В 448 году дипломатические игры продолжались[490], и Аттила прислал в Константинополь очередных послов: гунна Эдикона (Эдекона), «отличавшегося великими военными подвигами», и Ореста Римлянина, жителя Паннонии. Аттила снова «жаловался на Римлян за невыдачу беглых» и требовал, чтобы римляне перестали «обрабатывать завоеванную им землю». Кроме того, гуннский вождь хотел перенести место торга между римлянами и гуннами с берегов Истра на юг, в Наисс, «который полагал он границею Скифской и Римской земли, как город им разоренный». И наконец, он предложил, «чтоб для переговоров с ним о делах еще не решенных, отправлены были к нему посланники, люди не простые, но самые значительные из имевших консульское достоинство; что если Римляне боятся прислать их к нему, то он сам перейдет в Сардику для принятия их».

Переговоры зашли в тупик, и, когда гуннские послы собрались в обратный путь, Феодосий решил отправить с ними своих дипломатов, которые должны были «представить Аттиле царское письмо». Феодосий просил Аттилу не нарушать мирного договора «нашествием на Римские области», сообщал «что сверх выданных прежде беглецов посылает к нему семнадцать человек, и уверял, что у Римлян не было других беглых из областей Аттилы». Вопросы обработки спорных земель и переноса ярмарки Феодосий обсуждать не стал и послам этого не поручил. Но он предложил, чтобы Аттила направил в Константинополь своего сановника Онигисия (Онегесия) «для разрешения всех недоразумений». Предложение Аттилы лично встретиться с римскими «посланниками высшего достоинства» Феодосий решительно отверг – он заявил, что у римлян «звание посланника всегда отправлял какой?нибудь воин или вестник» и что Аттиле, опустошившему Сардику, «не было прилично» являться туда для переговоров[491].

Впрочем, Феодосий отнюдь не собирался всерьез учить варвара приличиям – у него на тот момент были относительно Аттилы совершенно другие планы. Посольство, которое он к нему направлял, имело тайное поручение физически уничтожить гуннского вождя. Возможно, именно поэтому Феодосий и не хотел направлять к гуннам высокопоставленных сановников – он не был уверен, что послы благополучно вернутся в Константинополь[492].

Мысль убить Аттилу руками его приближенного Эдикона возникла у евнуха Хрисафия – влиятельнейшего сановника Феодосия[493]. Будучи в Константинополе, Эдикон в присутствии Хрисафия восхищался богатством города и пышностью императорского двора, и евнух подумал, что гунна можно подкупить. Он намекнул, что Эдикон и сам мог бы «иметь золотом крытый дом, если оставит Скифов и пристанет к Римлянам». Хрисафий выяснил, что Эдикон – «близкий человек к Аттиле и что ему, вместе с другими значительнейшими Скифами, вверяется охранение царя, что каждый из них по очереди в определенные дни держит при нем вооруженный караул». Тогда Хрисафий пригласил Эдикона на приватный обед, на котором кроме хозяина и гостя присутствовал один лишь переводчик Вигила.