«Теперь понятно, - подумал я про себя. - Почему Михайло Ломоносов назвал «чудь белоглазую» тем же русским народом, только более древним, чем славяне. Ему не надо было в летописях искать или копаться в старинных лесных поселениях. «Чудь» была у него перед глазами, он её знал в лицо и был убеждён, что финские племена никакого к ней отношения не имеют. Русский гений был несомненно прав. Только современники его не услышали. Наверное, такова участь всех гениев. А может сам Ломоносов был сродни чудинам? - вдруг пришло мне в голову. - Не по отцу, но по матери такое могло быть», - припомнил я биографию учёного.
По поведению пожилого помора мне стало ясно, что мои слова задели его за живое. Наверное, понравилась ему когда-то хуторская девушка, но на его предложение ответила отказом. Я посмотрел на расстроенного дядю Васю, и мне его стало жаль. Наверное, сильно запала в его душу та девчонка. Потому и сказал он, что таких как мы поморки из маленьких лесных деревушек не выбирают. Когда я проснулся, то увидел, что моего соседа в комнате не было. Он пришёл через минут десять очень довольный и без слов положил передо мной какой-то свёрток.
Я развернул свёрток и обомлел. В нём лежали вязаные из разноцветной шерсти необыкновенной красоты варежки. Я глядел и никак не мог от них оторваться. Поражала сложность работы. Огненный узор складывался в нечто подобие свастики и разбегался лучами во все стороны. Я смотрел на варежки и видел бездонное зимнее небо с пылающим на нём холодным, но ярким Солнцем! — 284 —
|