|
Александр Сперкач: Я имел возможность знакомиться с научными изысканиями Зосимы еще во время их подготовки к опубликованию. Тут проходил оживленный обмен мнениями по различным вопросам, связанным с историей России, непосредственно с событиями в церковной среде. Говорили мы и о бунтах в церковных образовательных учреждениях в период так называемой первой русской революции. По словам владыки, главные свои выводы он не мог излагать прямо ни в статьях, ни в подготовленной им монографии. В частности, после многолетних своих изысканий, в том числе архивных, он пришел к выводу, что упомянутые бунты и брожение были сознательно инспирированы частью профессорско‑преподавательского состава, заблаговременно их готовивших. Кем‑то из них, в этом случае, двигал культ борьбы с существующей тогда в России властью, культ, охвативший существенную часть образованного общества; другие желали коренной реорганизации церковной жизни (если мне не изменяет память, по большей части, по протестантским образцам). Мнение же свое владыка не мог прямо выразить, во‑первых, потому, что считал в принципе неприемлемым для своих работ дух острой дискуссии и полемичности, а подобные высказывания, волей‑неволей оказались бы как раз такими; во‑вторых, многие из упомянутых профессоров сами впоследствии стали жертвами коммунистического режима и их, по мнению Зосимы, скоропалительно начали объявлять новомучениками, между тем как их поглотила та волна, которой они сами помогали до того подняться. Анастасия Алексейчук (Ларионова): Я очень благодарна владыке, что он меня взял с собой в Якутск. Дело не в том, что нужны были помощники – там очень много хороших, желающих принести пользу Церкви людей. И как раз‑то от близких владыка много претерпел – обычные ревность и зависть стоили ему многих нервов и здоровья, да и приезд новых людей, близких к архиерею, вызвал у кого‑то и осуждение и недовольство. Владыка тем, что он нас взял с собой, в первую очередь, сделал милость для нас. Для меня годы в Якутске навсегда останутся самыми драгоценными – я от всего сердца полюбила Якутию, наши храмы, сотрудников Епархии, и даже приезжая в отпуск в Москву стала говорить «у нас в Якутске», «наша Якутская епархия». Для меня она действительно была такая родная, наша. В Епархиальном управлении всегда чувствовалась жизнь – не было такой тоскливой атмосферы административного учреждения. Владыка всех заражал своим энтузиазмом, энергией, желанием что‑то созидать. Даже мои бесчисленные бумажки владыка учил меня любить. Иногда изведя не одну пачку бумаги, начинала жаловаться, а владыка: «Ну потерпи, без этих бумажек не откроют приход, а без этой стопки отчетности – закроют, а эти бумажки – наша церковная собственность». — 85 —
|