Вселенские соборы

Но и эта аналогия только подтверждает уязвимость Кирилловой теоремы со стороны неполноты, усечения или растворения вершины человеческой природы, ее ипостасного самосознания в самосознании Бога‑Слова, т.е. порочность в смысле монофизитства . Ведь неспроста же оно считает своим отцом св. Кирилла ? Вот тут и вскрывается слабая сторона его христологической системы.

Удовлетворяясь по‑александрийски абстрактным представлением о природах, св. Кирилл был почти нечувствителен к количественному умалению одной из них. Об евангельском историческом Иисусе Христе Кирилл опять‑таки по‑александрийски мыслит чисто богословски, абстрактно. И труднейший вопрос об объединении немощных человеческих свойств Иисуса Христа с божескими решает, так сказать, алгебраически: замечательно последовательно, блестяще, но в диссонансе с евангельскими фактами. Бог‑Слово, став Еммануилом, сделал человеческую природу с ее телом «своей собственной». Поэтому: сам Бог родился, возрастал, голодал и жаждал, страдал и умер . По этому безусловному communicatio idiomatum св. Дева не что иное, как Богородица . Во Христе нет другого субъекта , нет другого личного центра , к которому можно было бы относить какие‑либо предикаты и действия, кроме Лица Бога‑Слова . Все исходит от Бога‑Слова, и божественное и человеческое; немощное во Христе к Нему прямо и неизбежно относится.

He два ряда явлений, относящихся к двум ипостасям , как y антиохийцев, и затем уже oт двух ипостасных точек сходящиеся к одной точке единого лица, но один ряд разноприродных, но не разноипостасных явлений , по одной прямой линии идущих к одной точке единой природы — ипостаси — лица . Кирилла, как александрийца, не занимал вопрос об историческом евангельском Христе. Александрийское — абстрактно‑богословское — воззрение Кирилла на евангельские факты не возбуждало в нем вопроса об отдельных природах во Христе. Ему казалось, что православного богослова должно интересовать только их единство, уже данное во Христе, и что незаконно и бесцельно заниматься их раздельным рассмотрением, ибо их уже нет в данной действительности, a есть только «одна природа воплощенная »; две же были только до момента их соединения, a потому рассуждать о них можно только лишь абстрактно‑теоретически (?? ?????? ?????????, ???? ????? ??? ???????).

Однако при встрече с евангельскими материалами тонкое лезвие этой концепции ломалось. Для антиохийских экзегетов бесспорен был факт, что Христос «возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости», что Его познание было человечески ограничено и подвержено закону развития вместе с Его телесным возрастом. Для александрийцев и для Кирилла и младенец Христос был божественно всеведущ , a если и выявлялся как постепенно познающий, то только «???' ??????????», т.е. искусственно скрывая свое божественное ведение в меру уподобления человеческому процессу развития. Это уже чисто докетический момент богословия Кирилла, но логически для него неизбежный. Полноличного человека не оказывалось . Его «природа», при абстрактном утверждении ее полноты, конкретно оказывалась обезличенной.