- Это точно? - Абсолютно. Наш любимый Шерлок призывал доверять науке. Мне очень жаль, но вы, наверное, догадались, чьи отпечатки мы нашли на этом ноже. - Догадался. - И не только на ноже, но и на раме, осиротевшей после кражи картины... Ну, как вам улики? - Честно? - А как же иначе? - Разочарован. Очень разочарован, Сергей Александрович. Уверен, наш любимый Шерлок сказал бы вам тоже самое. - Интересно, интересно. А если конкретнее? - Я знаком с гражданкой Толстиковой где-то полгода. Не буду отрицать, у нее множество недостатков. Кофе пьет в немереных количествах, взбалмошна, наверное, легкомысленна, как большинство женщин, но она не дура, Сергей Александрович. Понимаете? - Что вы имеете в виду? - Предположим, Толстикова тот самый похититель картины. Давайте поставим себя на ее место. А, поставив, поймем, что она не вполне нормальна. Ведь только круглая дура за несколько часов до кражи переругается с начальством, затем, уйдя, вопреки привычке, с работы первой, вернется обратно, сделав все максимально возможное, чтобы сторож ее запомнил. В довершение Толстикова, по жизни обожающая перчатки, идет на дело, словно школьник, теряет любимую указку, а нож, специально для вашей бригады, оставляет на своем столе. Да, забыл: она еще успела зачем-то от души полапать раму от картины. - Какой же вывод из этого следует? Сидорин посмотрел прямо в глаза следователю и еле заметно улыбнулся: - Мне бы хотелось, чтобы его сделал Сергей Александрович Раков. - Почему? - Очень не хочется верить, что такие люди как Исаев и его помощник способны сломать таких, как вы. - Странный вы человек, Асинкрит Васильевич. - Спасибо. Звучит, как похвала. - Итак, вы думаете, что Толстикову подставили? Сидорин лишь молча пожал плечами. - Допустим, вы правы, Асинкрит Васильевич. Допустим... Хотите уговор? Не сговор, а уговор? Очень честный. Вы сейчас называете мне три довода за Елизавету Михайловну, и я обещаю вам, что отсюда вы выйдете с бумагой, которая позволит ей сегодняшнюю ночь провести дома. Идет? - Идет. - Итак, я слушаю вас. - Довод первый. Ее поведение накануне кражи объясняется очень просто: незадолго до этого ей в детском доме не отдали на выходные одного маленького человечка, хотя ни Елизавета Михайловна, ни та девочка без этого уже не могли жить. Вдобавок объявили, что ребенка удочеряют другие люди. - Довод второй, - продолжил Сидорин. – Вам не рассказали, Сергей Александрович, как картина Богданова оказалась в музее? - Нет. Мне только сказали, что появилась она в музее недавно. — 198 —
|