|
- Асинкрит, повторяю, я не смогу ее принять, - Лиза положила картину на стол. - Ну почему, Алиса? – Глазунова расправила рулон. – Я в этом не очень понимаю, но если ты художника изучаешь, любишь его творчество... Нет, не понимаю. - Ему место в музее, - тихо, но решительно возразила Толстикова. – Слишком дорогой для меня подарок. - Чудо ты в перьях, Алиса, - вздохнула Галина, - я бы на твоем месте... - Стоп, девушки,- поднял руку Сидорин, взывая к тишине, - не будем препираться. Еще раз по порядку. Я рассказал Агафье Ниловне, кто и почему интересуется Николаем Петровичем Богдановым. Когда мы прощались, она вышла и протянула мне рулон. Знаете, что мне сказала эта мудрая женщина? Берите, говорит и подарите той девочке. Раз ей в душу Николай Петрович со своими картинами запал, значит, хороший она человек. Так ей и передайте. Честное слово, - продолжал Асинкрит, - я тоже отказываться начал, что-то про родственников говорить, про ценность картины. Улыбнулась Агафья Ниловна, она вообще – удивительная: ум ясный, душа светлая, хотя и физически немощна. Кажется, она совершенно лишена чувства злобы, ненависти... Так вот, улыбнулась Агафья Ниловна в ответ и молвит, тихо так: «Сынок, для меня ценность картины – в том, человеке, что ее рисовал, в том, что я на ней молодая, с подругой сердечной своей. Николая Петровича больше нет, Анечки тоже, скоро и меня не станет. А родственники... Много их у меня – дети, внуки, правнуки. Кому-то одному подарю – другие обижаться будут. Нет уж, бери картину и вези той девушке». Что я и сделал, Елизавета Михайловна. Захотите в музей картину отдать – воля ваша. Захотите продать – тоже право имеете. Ну что, Галина, - уже обращаясь к Глазуновой спросил, закончив свою речь, Асинкрит, - убедительно? - Сильно, - похвалила та. – Вот что значит мужская логика. - Если она сама... - было видно, что внутри Толстиковой еще идет борьба, - это другое дело... Асинкрит, спасибо вам. - Да уж ладно... - Нет, правда, я думала, что больше никогда не смогу радоваться, а тут такая радость... - А ты думала, почему он так сиял, когда пришел? – Галина была счастлива за подругу. Она хотела предложить Алисе поцеловать Сидорина в щеку, но решила все-таки смолчать. А Толстикова продолжала благодарить: - Только не смейтесь, Асинкрит, но я чувствую себя как маленькая девочка, к которой пришел Дед Мороз. Но Сидорин был сама скромность, хотя глаза выдавали его состояние: - Что вы, я не волшебник, а только учусь... - Учись, Асинкрит, учись, - похлопала друга по плечу Галина, - может, и ко мне заглянешь... с подарочком. — 105 —
|