Поющий о свободе. Жизнь великого йогина Миларепы

Благослови этого бродягу на завершение практики в уединении!

Миларепа, гордец,

Пусть эта песня послужит тебе напоминанием,

Ведь ты отрезан от друзей и приятных бесед.

Пустынны те долины, что ты мечтаешь увидеть.

Никакие желанные страны не развеют страданий.

Не выдумывай.

Ничего не выдумывай – покойся естественно.

Создавая концепции, вредишь самому себе.

Не отвлекайся.

Ни на что не отвлекайся, развивай внимательность.

Если ум блуждает, все благо уносится с ветром.

Не уходи.

Никуда не уходи, не двигайся с места.

Если выйдешь – споткнешься о камни.

Не отдыхай.

Никаких передышек – склони голову[10].

Прервавшись, ничего не найдешь и вернешься с пустыми руками.

Не ложись.

Никогда не ложись – медитируй.

Если заснешь, тебя одолеют пять мешающих чувств.

Так я очистился и продолжил медитировать, не отличая день от ночи. Моя практика стала более глубокой. Так прошло еще три года.

Каждый год я съедал по мешку из своих припасов, и однажды они исчерпались. Мирянин ликует, когда находит щепотку золота, и впадает в отчаяние, когда ее теряет. Но что значит потеря золота по сравнению с участью йогина, которому суждено умереть, так и не достигнув Просветления! Жизнь, ведущая к состоянию Будды, – драгоценнее миллиардов миров, наполненных сокровищами.

«Что же мне делать? – подумал я. – Я лучше умру, чем нарушу обет, поэтому мне нельзя идти в деревню. Однако нужно найти какое‑нибудь пропитание, чтобы сдерживать свои обещания и практиковать Дхарму».

Я вышел из пещеры. Солнце пригревало, и вода из ручья была превосходной на вкус. На плато, с которого открывался великолепный вид на долину, я нашел заросли крапивы. Радостный, я вернулся к практике.

Так я стал питаться крапивой, и медитация продолжалась.

Миновало время, и моя одежда протерлась, а тело, покрытое седыми волосками, стало похожим на скелет и зеленоватым, как крапива. Тогда я взял свиток, который мне дал Лама, и положил его себе на голову. С тех пор я уже ничего не ел, но в желудке сохранялось ощущение сытости, а во рту – привкус пищи. Я хотел было сломать печать на свитке и посмотреть, что там внутри, но мне приснился сон, из которого я понял, что открывать его пока рано. Поэтому я оставил все как есть.

Прошло еще около года. Как‑то в мою пещеру заглянули неудачливые охотники с рынка в Кьидронге, которые только что упустили оленя. При виде меня они воскликнули: «Привидение!» – и побежали прочь, но я позвал их и сказал, что я отшельник.