|
В мире было много молчаливых людей, которые не помогали другим. Джайны называют их арихантами, буддисты называют их архатами; оба слова означают одно и то же. Только языки немного отличаются; один — пракрит, другой — пали. Они языки-соседи или, точнее, языки-братья; ариханта, архат, вы сами можете увидеть, что оба слова — одно и то же. Были ариханты и архаты, но хотя они нашли ответ, они не были способны провозгласить его, а пока вы не можете провозгласить его, провозгласить во всеуслышание, то ваш ответ не значит много — это только ответ для одного человека в толпе, где каждый полон вопросов. Вскоре ариханта умирает, и с ним его молчание; оно исчезает словно надписи на воде. Вы можете писать, вы можете расписаться на воде, но когда вы закончите писать вашу подпись, ее больше нет. Настоящий Мастер не только знает, но помогает узнать миллионам. Его знание не является тайной, оно открыто для тех, кто готов воспринять его. Я знаю ответ. Вопрос я носил тысячи лет, в одном теле, в другом теле, от одного тела к другому, но ответ случился впервые. Это произошло только потому, что я спрашивал настойчиво, нисколько не боясь последствий. Я вспоминаю эти происшествия, чтобы вы осознали, что пока человек не спрашивает и не спрашивает тотально, то ему трудно спросить себя. Когда он отброшен от всех дверей, когда все двери захлопываются и. закрываются перед вами, тогда, в конце концов, человек поворачивается внутрь — и там ответ. Он не написан; вы не найдете Библию, Тору или Коран, Гиту, Дао те Дзин или Дхаммападу… Нет, вы не найдете там чего-либо написанного. Также вы никого там не найдете — ни Бога, ни фигуры отца, который улыбнется и похлопает вас по спине, говоря: «Итак, хорошо, сын мой, ты вернулся домой. Я прощаю все твои грехи». Нет, вы никого там не найдете. То, что вы обнаружите — это огромная, переполняющая тишина, такая плотная, что кажется, что до нее можно дотронуться… как прекрасная женщина. Человек может ощущать ее как прекрасную женщину, а она только тишина, но очень реальная. После того, как монах ушел из деревни, мы смеялись, не переставая, несколько дней, особенно моя Нани и я. Я не могу поверить, что она была таким ребенком! В те времена ей должно быть было около пятидесяти, но ее душа была такой, как будто она всегда оставалась ребенком. Она смеялась вместе со мной и говорила: «Здорово ты это сделал». Даже сейчас я могу увидеть спину спасающегося бегством монаха. Джайнские монахи некрасивы. И они не могут такими быть, все в них противно, просто противно. Даже его спина была противной. Я всегда любил красивое, где бы оно ни находилось — в звездах, в человеческом теле, в цветах или в птичьем полете… всюду. Я бесстыдный поклонник прекрасного, потому что я не могу себе представить, как некто может знать истину, если он не может любить красоту. Красота - это путь к истине; и этот путь не отличается от его цели: этот путь сам в конце концов превращается в цель. Первый шаг является также и последним. — 58 —
|