|
Даже он улыбнулся и сказал: «Может быть ты прав, но сейчас мой возраст уже неподходящий для того, чтобы менять гуру». Он спросил Нани: «Как ты думаешь?» Моя Нани, как всегда верная своему духу, сказала: «Никогда не поздно поменять. Если ты видишь, что выбрал неправильно, поменяй его. По правде говоря, торопись, потому что ты стареешь. Не говори: «Я старый, поэтому я не могу поменять». Молодой человек может позволить себе не поменять, но не старый человек, а ты достаточно стар». И через несколько лет он умер, но он не смог собраться с мужеством, чтобы поменять своего гуру. Он продолжал по тому же старому шаблону. Моя бабушка часто тыкала ему, говоря: «Когда ты собираешься поменять гуру и свои методы?» Он говорил: «Да, я сделаю, я сделаю». Однажды моя бабушка сказала: «Прекрати всю эту чепуху! Никто никогда не изменится, если он не сделает это прямо сейчас. Не говори «я сделаю, я сделаю». Либо изменяйся, либо не изменяйся, но будь недвусмысленным». Эта женщина могла стать ужасно мощной силой. Она не была предназначена быть только домашней хозяйкой. Она не была предназначена жить в маленькой деревушке. Весь мир должен знать о ней. Может быть, я являюсь средством для выражения ее мыслей; может быть, она влилась в меня сама. Она так глубоко любила меня, что я никогда не смотрел на мою мать как на настоящую мать. Даже моя вторая мать, о которой я никогда никому не говорил, не была как моя Нани. Я всегда смотрел на мою Нани как на мою настоящую мать. Когда бы мне ни приходилось сознаваться в чем-то, в чем-нибудь плохом, что я сделал кому-нибудь, я мог сознаться только ей, никому другому. Она была моим поверенным. Я мог доверить ей все, потому что я понял одну вещь, и вот она: она способна понять. Я, должно быть, сделал все, на что только способен человек, и рассказывал ей об этом вечером. Это было, пока я оставался с ней, перед тем, как я поехал в университет. Я никогда не спал в доме моей матери. Хотя после смерти моего дедушки моя бабушка переехала в ту же деревню, что и вся остальная семья, я спал там по той простой причине, что я мог рассказать ей обо всех проказах, что я делал днем. Она смеялась и говорила: «Здорово сделано! Великолепно! Хороню! Этот человек заслуживает этого. Он действительно упал в колодец, как ты говоришь?» Я сказал: «Да, но он не умер». Она сказала: «Это хорошо, но ты сумел толкнуть его в колодец?» У нас по соседству был колодец без каких-либо защитных стен. Ночью всякий мог упасть в него. Я часто приводил людей к нему, а человек, который упал в него, был никто иной, как кондитер. Моя мама — моя бабушка… я всегда забываю, потому что я смотрю на нее как на маму. Лучше называть ее Нани, так не будет неправильного понимания. Я сказал моей Нани: «Сегодня я сумел сделать так, что кондитер упал в колодец». Я все еще могу слышать ее смех. Она смеялась до слез. — 53 —
|