|
В тог день я начал свою жизнь как бунтовщик, и я буду продолжать быть бунтовщиком до самого последнего вздоха или даже после него. Кто знает? Даже если я не буду иметь тела, у меня будут тысячи тел тех, кто меня любит. Я могу провоцировать их — и вы знаете, я соблазнитель, я могу на века заложить идеи в их головы. Именно это я собираюсь сделать. Со смертью этого тела мое восстание не может умереть. Моя революция продолжится, даже более интенсивно, потому что потом у нее будет намного больше тел, намного больше голосов, намного больше рук для того, чтобы продолжить ее. Тот день был значительным, исторически значительным. Я всегда вспоминал тот день вместе с днем, когда Иисус спорил с раввинами в храме. Он был немного старше, чем я, возможно восьми или девяти лет. Его спор определил весь путь его жизни. Я не помню имени того джайнского монаха; может быть, его звали Шанти Сагар, что значит «океан блаженства». Он определенно не был этим. Вот почему я забыл даже его имя. Он был просто грязной лужей, не океаном блаженства, или мира, или тишины. И он определенно не был человеком молчания, потому что он стал очень раздраженным. Шанти может означать многое; оно может означать «спокойствие», оно может означать «тишина». Это два основных значения; и их не было в нем. Он не был ни спокойным, ни молчаливым, вовсе нет. Также нельзя сказать, что в нем не было суматохи, потому что он стал таким разгневанным, что закричал на меня, чтобы я сел. Я сказал: «Никто не может приказать мне сесть в моем собственном доме. Я могу приказать тебе уйти, но ты не можешь приказать мне сесть. Но я не скажу, чтобы ты уходил, потому что у меня есть еще вопросы. Пожалуйста, не сердись. Помни свое имя, Шанти Сагар — океан покоя и тишины. Ты можешь быть, по крайней мере, маленькой лужей. И не будь обеспокоенным маленьким ребенком». Не беспокоясь, молчал он или нет, я спросил мою бабушку, которая тогда смеялась: «Что ты скажешь, Нани? Должен ли я задавать ему еще вопросы, или сказать ему, чтобы он убрался из дома?» Я, конечно, не спросил моего дедушку, потому что этот человек был его гуру. Моя Нани сказала: «Ты можешь спрашивать все, что ты хочешь, а если он не сможет ответить, дверь открыта, он может уйти». Это была женщина, которую я любил. Это была женщина, которая сделала меня бунтовщиком. Даже моего дедушку шокировало, что она поддержала меня таким образом. Тот так называемый Шанти Сагар немедленно замолчал в то мгновение, когда увидел, что моя бабушка поддержала меня. Не только она, жители деревни были с самого начала на моей стороне. Бедный джайнский монах остался в полном одиночестве. — 49 —
|