Мгновения вечности

Когда я преподавал в университете, у меня был коллега-мусульманин. Я спросил его: «Фарид, почему у меня не получается диалог с мусульманами?» Джабалпур один из самых больших центров ислама, в этом городе много замечательных уче­ных. Один очень известный ученый Бурхануддин был там. Он был старый, его из­вестность как знатока ислама вышла за пределы Индии. «Фарид, помоги мне уст­роить встречу с Бурхануддином», — попросил я.

«Это очень трудное дело, — нахмурился он. — Ничего не получится, если ты хотя бы не притворишься мусульманином».

«Это тоже очень трудно, — ответил я, — потому что тогда тебе придется научить меня главным постулатам ислама, показать мне их молитвы и так далее. Более то­го, Бурхануддин знает меня, ведь мы не раз выступали с ним на одной сцене. По­этому мне будет трудно притворяться. Я попытаюсь, ладно. В худшем случае нам поймают с поличным и посмеются».

«Может быть, ты будешь смеяться, но мне будет гораздо хуже, — сказал Фарид. — Они убьют меня за то, что я мусульманин, но поддерживаю каффира и обманываю одного из главных авторитетов ислама».

Но Фарид все же хотел помочь мне. Он начал обучать меня языку урду. Мне бы­ло трудно учить этот язык, потому что он совсем не такой, как остальные языки, произошедшие из санскрита. Ниги на урду читают с последней страницы к первой, справа налево.

Трудно читать тексты на урду, так все вверх тормашками. Вы должны открывать книгу сзади, это и есть начало. Затем предложение начинается справа и развивает­ся влево. Из-за такой манеры письма еще не изобрели совершенный способ печати книг на урду. В таком письме вообще нет научности, о многом вообще приходится догадываться. Люди, которые привыкли читать тексты на урду, понимают книги только потому, что догадываются о том, что заключает в себе текст. Но тому, кто изучает этот язык, очень трудно строить такие догадки.

Я изучал урду полгода. Я узнал достаточно много для того, чтобы ввести му­сульман в заблуждение: мол, я не совсем грамотный, но кое-что разумею. Я вы­учил их молитвы. Фарид сумел раздобыть для меня парик и подрезал мне бороду на манер мусульман. У них такие странные бороды, что даже теперь мне не по се­бе, когда я просто вспоминаю их. Но я выполнил все предварительные меры. Мне совсем сбрили усы и лишь оставили бороду.

Мне очень не хотелось зря потерять эти шесть месяцев. Как бы то ни было, мои друзья были правы, потому что я знаю, что с усами приходится много возиться, особенно с такими усами, как у меня. Я не подрезаю их, а оставляю расти естест­венно. Я не хочу, чтобы кто-то подрезал мои усы. Мне трудно даже пить чай или сок, потому что половина чашки останется на усах. Поэтому мусульмане нашли способ. Они сбривают усы и оставляют бороду. Но это зрелище отвратительное.