На стороне ребенка

В других странах, в частности, англо-саксонских, школьники боль­ше связаны в эмоциональном плане со своими учителями, а в школах большое место уделяется игре. Именно во Франции пышным цветом цветет юридический формализм, принимающий форму вздорного и

320

тормозящего развитие бюрократизма. Любая внеучебная деятельность упирается в проблему страховки. Кто будет платить, если случится что-нибудь непредвиденное?

Одна из учениц передала фразу своей подружки — «Тебе повезло, что у тебя родители в разводе» — с таким добавлением: «Меня удивляет, что она так сказала, потому что мне придется остаться жить с матерью; я не смогу, как она, в восемнадцать лет уйти из дому, а не то мать останется совсем одна; она меня воспитала и не заслужила, чтобы я ее бросила». Эта девочка загнана в угол - ей ничего не остается, как жить вместе с матерью. И только те двое, которые остались с отцами, сказали нам: «Ну, как только мне стукнет восемнадцать, сниму себе где-нибудь комнату». Только эти двое перед тем, как найти себе пару, будут иметь возможность пожить, полностью отвечая сами за себя. А на вопрос: «Работала ли ваша мать до замужества?» большинство монтрейских детей от­ветили так: «Да, работала, но когда пошли дети, бросила работу, чтобы о них заботиться. А когда отец нас оставил, ей пришлось опять вернуться на работу». В другом лицее — другая крайность. Мы услышали такую историю. Развод свершился. Родители матери были не слишком-то довольны ее замужеством, и после развода она вернулась к ним. Дедушка с бабушкой занялись воспитанием детей, а мать пошла на работу, словно восемнадцатилетняя девушка, до замужества живущая в родительском доме; дети не чувствовали, что она способна жить самостоятельно, и совсем не желали для матери нового брака.

Мы сумели опросить только пятнадцать детей, у которых родители в разводе, хотя в том лицее их было гораздо больше; но родители остальных детей не согласились на то, чтобы их дети слушали беседу на эту тему или высказывались о своем случае. Становится тревожно при мысли, что родители могли запретить детям, которые вот-вот достигнут совершеннолетия, принять участие в беседе на тему, которая им, родителям, неприятна. Какие же неприятности в таком случае ждут ребенка младше десяти лет, если он будет говорить то, что думает! А когда ребенка, которому уже минуло десять лет, иногда и восемнадцатилетнего, и даже старше, ведут на консуль­тацию, то ему не только не советуют, но иногда даже запрещают говорить с врачом о том, что коверкает всю его жизнь.