И ни с лупой, ни с ружьем не найти ее следы...

Так что хватит запрягать,

Хватит гнаться за судьбою.

Хватит попусту гонять в чистом море корабли...

Б. Гребенщиков

50 лет

Между тем, кем я был,

И тем, кем я стал,

Лежит бесконечный путь...

Между тем, кем я стал,

И тем, кем я был, —

Семь часов до утра.

Я ушел до рассвета, и я забыл,

Чье лицо я носил вчера...

Б. Гребенщиков

60 лет

Мается, мается — жизнь не получается,

Мается, мается — то грешит, то кается,

А все не признается, что все дело в нем.

Б. Гребенщиков

70—80 лет

Слово странное — старуха!

Смысл неясен, звук угрюм,

Как для розового уха

Темной раковины шум.

В нем — непонятое всеми

Кто мгновения экран.

В этом слове дышит время

В раковине — океан.

М. Цветаева

К старости его характер окончательно испортился. Он не расставался с увесистой палкой. Родственники перестали звать его в гости — он всех унижал. Он грубил даже тем, кто был старше его, — явление на Востоке редчайшее... Вокруг деда наметилась опасная зона радиусом полтора метра. Такова была длина его палки...

С. Довлатов

Днем она часто звонила по телефону. Цифры набирала произвольно. Дождавшись ответа, ласково произносила:

— Сегодня вас ожидает приятная неожиданность.

Или:

— Бойтесь дамы с вишенкой на шляпе...

С. Довлатов

Цинтия когда-то была в приятельских отношения с чудаковатым библиотекарем по имени Парлок, который в последние годы своей покрытой пылью жизни просматривал старинные книги на предмет отыскания в них таких магических опечаток, как «i» вместо второго «h» в слове «hither». Его занимала сама аномалия, нечаянность, имитирующая не случайность, изъян, кажущийся зияньем.

В. Набоков

Это была правда. Мысль о неизбежной, конечно, смерти очень редко теперь приходила ему в голову. Черт его знает, в чем тут было дело. То ли острота этого ощущения обреченности уже совсем притупилась, то ли плоть уже настолько высохла и изнемогла, что перестала орать и вопить и только еле-еле сипела где-то на пороге слышимости... Так или иначе, но вот уже много дней он если и заговаривал о неизбежном конце, то только для того, чтобы снова и снова убедиться в своем растущем равнодушии к нему.

А. Стругацкий, Б. Стругацкий

Она была невероятно молчалива и спокойна. Это было не тягостное молчание испорченного громкоговорителя. И не грозное спокойствие противотанковой мины. Это было молчаливое спокойствие корня, равнодушно внимающего шуму древесной листвы.

С. Довлатов

ГЛАВА 2. ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ В ЮНОСТИ