|
Он кричал: «Пришел демон-разрушитель страны!», И, извергая оскорбления, звал соседей помогать убивать меня. Он бросал в меня камни и пытался пронзить меня маленькими острыми стрелами. Неизлечимой болью он наполнил мое сердце, И тогда я тоже едва не погиб. Это палач в облике дяди. Всякое уважение к нему я потерял тогда. Когда я был бедный и беззащитный, мои родственники Обращались со мной хуже, чем враги. Потом, когда на холме я медитировал, Моя верная Зесай навещала меня из-за любви ко мне, И, ласковыми словами утешая меня, Она успокоила мое израненное горем сердце. Она приносила мне питательную и вкусную пищу И от голода спасла меня тогда. Словами не выразить ее доброту. Но она не предана религии, И поэтому мало смысла мне общаться с ней, Если она придет. А тем более мне нет нужды общаться с тобой, тетя. Возвращайся сейчас же так же, как ты пришла. Лучше уйти раньше, пока есть время». Когда я закончил петь, моя тетя, проливая потоки слез, несколько раз поклонилась и затем сказала: «Ты прав, мой племянник. Ты совершенно прав. Но будь терпелив, прошу тебя». Она умоляла меня принять ее. Я увидел, что она действительно раскаивается и пришла просить прощения. Она сказала: «Я пришла сюда, потому что не могла побороть в себе желание видеть тебя. Прошу, допусти меня к себе или я покончу с собой». Не в силах больше оставаться неумолимым, я пошел опустить мостик, но сестра шепотом уговаривала меня не делать этого. Я не послушался ее и опустил мостик. Говорят, что нехорошо жить рядом и пить воду из одного источника колодца с человеком, с которым разорваны отношения из-за его предательства, так как это приводит к помрачению и осквернению. Но в данном случае предательства религиозной веры не было. Кроме того, я как принадлежащий к религиозному ордену должен прощать. Поэтому я опустил мостик, принял ее и прочитал ей несколько проповедей о Законе Кармы. Мои проповеди пробудили в ней религиозную веру, и она, предавшись покаянию и медитации, достигла, в конце концов, Освобождения». Затем Шива-Вед-Репа обратился к Джецюну с такими словами: «О Джецюн, мы не могли не удивляться, когда услышали о том, каким преданным и целеустремленным ты был, когда твой гуру передавал тебе Истины, каким кротким и терпеливым ты был во время твоих тяжелейших испытаний и каким усердным и стойким, когда, совершая религиозное служение, ты медитировал в уединении в горах. Когда мы сравниваем твои деяния с нашими, наша преданность представляется нам просто развлечением, которому мы предаемся в свободное время, когда нам это захочется. И такое служение, боимся мы, не освободит нас от сансары. Что нам делать?» И произнеся эти слова, он заплакал горькими слезами. — 125 —
|