|
Она замолчала, но Андрей не хотел встревать. Ему нравилось её слушать, и он просто смотрел на неё, и она не отводила взгляда, и пялилась своими большими глазами доверчиво и в то же время как-то так, словно держа его на расстоянии. - Когда не знаешь, что же хрустит под ногами, - продолжила она, - то прислушиваешься к каждому шагу, и от этого иногда слышишь разные оттенки, как будто слышишь каждое отдельное шуршание. И вместо монотонного, обыденного «шороха листьев» появляется какая-то тайна, ну что-то непонятное, таинственное… и ты все время наготове, ты ждешь нового появления звука, ведь совсем не хочется пропустить момент, когда… когда вдруг появится такое…, - она замялась, подбирая слово, - словно шершавое потрескивание или, лучше сказать, похрустывающее перекатывание. И так и идешь, делая шаг, другой шаг, прислушиваясь – мне так нравится... Мне говорят, что иногда я выгляжу странно – вот например сегодня Айви сказала, что у меня были широко раскрыты глаза, склоненная на бок голова, приоткрытый рот и еще при этом я улыбалась:) А я и не замечаю, что странно выгляжу. Мне в такие моменты радостно. Иногда даже визжать хочется:). А, вот еще! Она опустила взгляд, потом снова подняла его на Андрея. - Сегодня мне стало ясно, что красивые мягкие звуки, шаги и листья – это все связано между собой. И тогда захотелось почему-то просто вопить от радости… нет, ну ты не бойся, - шутливо успокоила она Андрея, - я вообще-то от радости не ору, хотя наверное надо поучиться… а вот сегодня захотелось – захотелось орать, носиться, кричать, повизгивать, разбрасывать листья ногами, а потом упасть на них и валяться, сгребая их под себя, зарываясь в них... Но всё, что я сделала, это просто легла на листву и внюхивалась в неё, и так было нестерпимо приятно… Она снова замолчала и испытующе посмотрела на Андрея, словно проверяя – устал он уже от её слов, или ещё нет. - Я не устал тебя слушать, - с серьезным лицом произнес он. – Правда, не устал. - Хорошо, - просто сказала она. И снова посмотрела себе под ноги. Время снова стало загустевать, воздух снова налился упругой твердостью, которая сконцентрировалась где-то вокруг живота и стала ощутимо давить на него, прямо в районе пупка, давить куда-то вглубь или, наоборот, – изнутри наружу, хрен его поймет, странное, очень странное ощущение, сопровождающееся не менее странным чувством, как будто сейчас жизнь очень насыщена, переполнена событиями, хотя сейчас-то как раз событий и не было, было просто стояние и молчание! Как такое может быть, что событий нет, а жизнь переполнена? И такое уже точно было, точно было. А потом забылось… забылось, а теперь снова вспыхнуло – вспыхнула ясность, что насыщенность жизни может совершенно не зависеть от событий, от впечатлений. Сейчас это было удивительно прозрачно, понятно, без рассуждений и выводов – просто ясно, хочется сказать «кристально ясно», вот она – ясность, это удивительное переживание, не имеющее ничего общего с мышлением, и вот она – полнота жизни, не имеющая ничего общего с поступками, событиями. Надо не забыть, надо это запомнить – запомнить, вчувствоваться, влиться в это состояние ясности и полноты, важна каждая секунда, проведенная в этом состоянии – это было тоже предельно ясно, что важна каждая секунда, это не звучало напыщенно или эзотерически, это просто была правда, это была ясность, и это была очень приятная ясность – важна каждая секунда, прожитая в этом состоянии. Каждая такая секунда стоит многих лет обычной жизни. Ради таких секунд и стоит жить. Это было безупречно ясно. — 79 —
|