- Ладно, слушай. Я расскажу все. Все, как было. Видишь ли какое дело, когда человек становился инструктором, он должен был сделать некий шаг в своей жизни, который полностью лишал бы его возможности порвать с Системой. Как я узнал уже позже, поступки эти были нечеловеческие. Один из инструкторов, как оказалось, через каналы Полковника продал молодую жену в турецкий бордель. Другой позволил, чтобы у его восьмилетнего сына вырезали почку для трансплантации. Именно этот мужик, Саша, не выдержал потом – покончил самоубийством, когда у сына начала отказывать оставшаяся почка. От него-то мне и пришла бандероль – уже после его смерти – с видеокассетой, на которой был запечатлен мощнейший компромат на самого Полковника. На этой пленке Полковник насилует тринадцатилетнюю дочку еще одного инструктора в присутствии ее отца.
- Как же Полковник позволил записать такое?
- А он не позволял. Дело происходило в офисе Полковника, где установлены системы видеонаблюдения и записи. Естественно, на тот момент Палыч лично выключил камеры и был полностью уверен в том, что Саша, находящийся в комнате охраны, не посмеет включить аппаратуру снова, будучи сам повязан по рукам и ногам. Но Сашка к тому моменту находился на грани помешательства, его сын умирал в больнице. Посмел-таки. А кассету отправил мне по почте, и через несколько дней повесился. Кстати, это произошло уже через год после того, как я покинул Систему. Никому, кто был предан Полковнику, Саша бы такой компромат не доверил. Надеялся, наверное, что я отомщу.
- Что же ты не отнесешь ее куда следует?
- Во-первых, я не знаю, куда следует – люди, поддерживающие Бессмертнова, могут сидеть везде, вплоть до верхушки силовых структур. А во-вторых, произошло это через год, когда страсти откипели, и мне уже неохота была связываться с этим дерьмом. По крайней мере Система меня не трогает, ну и я не ворошу прошлое.
- Я, кажется, начинаю догадываться, что у вас с Зарей-Заряницей произошло что-то ужасное.
- Наверное, не столь ужасное, как с теми, кто продавал своих детей и жен. Детей у меня не было. Была только любимая женщина. Но и она должна была стать инструктором Системы. Был назначен день торжественного вручения погон и даже заказан ресторан. Я предчувствовал, что все это не пройдет для меня даром, но за Зарю-Заряницу был спокоен – ведь мы оба должны были стать инструкторами. Думал, что если мне нечем жертвовать, то с меня нечего и взять. Возможно, Полковник довольствуется просто моим бескорыстным и безгранично преданным служением – ведь я завербовал в Систему достаточно хороших кадров. В ночь перед "торжеством" Заря-Заряница была необыкновенно нежна. Мы дважды были близки. Оба раза, достигнув оргазма, она плакала, чего раньше с ней не случалось. Когда я спросил, что происходит, она приложила палец к моим губам и сказала: "Молчи и помни, что я люблю только тебя". Она уже все знала, у них с Полковником было все решено. Короче, в обмен на наше инструкторство, Бессмертнов забрал ее себе, с ее же согласия. Будь я настоящим мужчиной, то должен был бы по крайней мере надавать ему по морде. Пусть бы меня избили или даже убили его телохранители, но это был бы единственный правильный шаг. Моей же реакцией был шок. Я сломался. Когда Палыч объявил свой приговор, я попросту убежал. Сейчас я понимаю, что спасал свою шкуру. Я отдавал себе отчет в том, что меня не оставят в покое, возможно даже уберут. Единственное спасительное решение пришло уже через несколько минут после того, как я выбежал на улицу. Я симулировал острый психоз. А благо мой однокурсник работал в Бехтеревке[30] на отделении психозов, и через несколько часов я уже лежал в палате с буйнопомешанными. Инстинкт самосохранения, понимаешь ли. Я даже перестраховался, почти полгода пролежал в клинике. А Зарю-Заряницу как подменили. Она с наглой усмешкой смотрела на меня в тот день, когда мы должны были стать инструкторами, да мне не случилось. Ее глаза горели преданностью Полковнику и осознанием полной своей правоты. В чем-то это было даже спасительно для меня – не было двойственности в ситуации, я просто принял ее предательство. Конечно, я страдал, но крыша не ехала лишними вопросами. Все было однозначно. К тому же в больнице меня прокололи транквилизаторами, что притупило накал душевной боли. Вышел я притихшим, еще полгода почти ничем не занимался, перебиваясь случайными заработками – то грузчиком, то курьером, то листовки расклеивал. Меня не тронули. Но продолжали некоторое время еще следить. Постепенно я вернулся к психологии. Все-таки мои книги достаточно шуму наделали в свое время, и я мог позволить себе начать частную практику, которая к сегодняшнему дню хорошо разрослась, так что мне не нужно думать о хлебе насущном. Кое-какие знания, полученные в Системе, пригодились. Но однажды, когда я работал со сном одной моей пациентки – а я вернулся к юнгианству – со мной произошло действительно нечто наподобие сатори. Пришли боги. С тех пор эта сиддха[31] – призывать богов – со мной постоянно. Я написал несколько статей про это и опубликовал на своем сайте. Информация казалась столь нереальной, что серьезные психологи посчитали меня шарлатаном, а люди Бессмертнова убедились, что я окончательно спятил. Такая вот история, Настя.
- А что ты сделал с кассетой, на которой компромат на Полковника?
- Ничего. На антресоли положил, до сих пор там валяется.
Какое-то время они молча сидели на подоконнике в кухне. Светало. За эту ночь Настя повзрослела лет на пять. Прикоснувшись посредством Васиного откровения к поражающей безжалостностью мясорубке Системы, девушка уже с улыбкой вспоминала сгоревшие джинсы и свою детскую глупую обиду. Да, для человека, пережившего то, что постигло Василия, это невинная добрая шутка, просто добрая шутка. Многие странности в поведении ее друга – Настя уже воспринимала Василия не иначе как другом – стали понятны и простительны. Она уже не испытывала к нему прежней снисходительной жалости. Своим рассказом Василий вызвал ее уважение. Он вовсе не был сломавшимся человеком. Он был человеком, выстоявшим, выжившим, сохранившим себя в условиях, которые никому не давали шанса. Он нашел тот единственный выход, который, возможно, больше никто не находил. Что бы Василий сам о себе не воображал, она, Настя, увидела его скрытую, теневую сторону – увидела человека сильного, способного испытывать настоящие чувства, способного быть человеком.
— 33 —
|