А взлетая, услышала, как он обращается к дочери, сильной, жесткой и уверенной в своей несокрушимой силе, совсем как мать: «У меня никого нет, кроме тебя, мама оставила меня, я не понимаю за что, ты одна у меня осталась»… и увидела в глазах, похожих на ее, как отражение в зеркале, осуждение… И подломились крылья в полете… Тяжесть боли детеныша своего Она не смогла поднять на своих мощных крыльях. Он своей слабостью победил ее силу. Складывая перышко к перышку сломанные снова крылья, думала она о бескрайнем небе, о песне ветра и силе солнечного света, о смраде болота, пронизывающем холоде пещеры и о праве выбора. О силе слабости и хрупкости силы. О судьбе своей сильной и доброй дочери. Уже сейчас, в юности, учится она жалеть слабого, любить зависимого. Кого выберет она в спутники через годы? Она подошла к девочке, обняла ее за напряженные недоверием плечи и сказала: – Мы любим людей не за то, что они хороши или плохи, сильны или слабы, не за выборы их и не за решения. Мы любим ни за что, а потому, что не можем не любить. Но любя, ты не обязана всегда делать тот же выбор, как тот, кого ты любишь, дочка. Ты выросла, у тебя сильные крылья. Только тебе выбирать, как использовать их. Ты видела пещеру, знай же, что есть еще и небо. Дочь недоверчиво взглянула ввысь, повела крепкими своими молодыми плечами, взмахнула крыльями и взлетела. Юное ее неопытное сердце металось между восторгом полета и хохочущей в небе матерью, и поникнувшим на берегу привычного и понятного болота отцом. Она взлетала и возвращалась, прижималась к сжавшемуся от холода и одиночества мужчине, и, не выдержав духоты и смрада, взмывала ввысь, к теплому солнцу, игривому ветру и парящей с горящими глазами женщине. А Она, выбрав жить любой ценою, замирая сердцем, смотрела на девочку и ждала… Решит ли она оторваться от того, кто, имея крылья, выбирает холодную пещеру на берегу болота. Или все‑таки слабость победит силу, и девочка выберет остаться сиделкой при здоровом, но сломленном отце. Или он все‑таки сможет, однажды сможет все‑таки взлететь, не ради их любви уже, но ради связи с дочерью… Или силы духа его и белизны крыльев хватит хотя бы на то, чтобы отпустить юное сердце на свободу… Она смотрела и ждала. В мыслях мелькнуло на минуту: «Он не знает своего выбора, надо сказать ему, помочь». Но Она знала, что Он ответит, к сожалению, знала… «Я верю, я могу полететь», скажет Он, пряча крылья в шкаф… ГорЗапах страха поверженной жертвы возбуждал до дрожи. Не было уже необходимости добивать этого полумертвого от ужаса великана. Но остановиться Гор уже не мог. Оскалив зубы, он с наслаждением вонзил кривой нож в грудь врага, развернул широким движением. Волна горячего возбуждения прошла по телу, слившись обжигающим озером внизу живота, заставив скрипнуть зубами, подавляя сладостный стон, при звуке ломающихся ребер. Он снял перчатку и запустил руку в теплую, пульсирующую еще рану, резким движением выдрал живое сердце и впился в него зубами, как в губы сопротивляющейся женщины, испытывая то же сумасшедшее, до дрожи доводящее, клокочущее в теле желание. — 40 —
|