Мой отец был коммунистом, свято верящим в торжество справедливости, и поступающим в соответствии с чистой коммунистической моралью. В нем удивительно сочетался коммунистический патриотизм с верой в Бога. Христианская пасха праздновалась в нашем доме всегда. Ежегодно он поднимал нас (детей) рано утром, что бы мы могли разговеться. Слова: "Христос воскрес!" и : "Воистину воскрес!" были обязательным атрибутом пасхального утра. Тем не менее, ни один из детей моих родителей не был крещен в церкви. Сказался общий настрой в обществе. Моя мама не демонстрировала своего неверия в Бога, но и никогда не отрицала Его существования. Она не была членом КПСС, а работа педагогом накладывала свой отпечаток на ее поведение. Ей ничто не могло помешать исполнить все пасхальные приготовления тщательно, аккуратно и в положенный срок. Первая маленькая икона Божьей Матери появилась в доме отца, примерно, в 79 – 80 году, когда он в значительной мере разуверился в торжестве коммунистической идеи. Он понял, что нечестные люди в партии не единичное явление, а сложившаяся система, которая не отступит уже никогда. Он понял это много раньше, но, по-видимому, в суете не осознал должным образом. Понять и осознать не одно и то же. Впервые я увидел Библию только в 1991 году. Дома были две книги, которые рассказывали о Библии и о Боге, но это были книги авторов, которые критиковали верующих и в традициях Советской пропаганды разъясняли ошибочность религиозных взглядов. Я пробовал их читать, однако всякий раз дальше 3 – 4 страницы не дочитывал, мне они не нравились и одновременно манили названиями. О том, что Бог один для всех я знал всегда, но не осознавал и не задумывался над этим. Мне было безразлично Его присутствие. В подростковом возрасте с друзьями ходили в церковь, что бы поглазеть. Вели себя с опаской и неосознанным страхом, боялись наказания за шалости в церкви, но и устоять против соблазна пошалить не могли. Мой дом стоял на углу улицы, разделяющей казахский и русский районы в небольшом казахстанском городе. В казахском районе большинство жителей были казахи и наоборот. Районы назывались краями. Дрались край на край, русские за обиженных русскими казахов, а казахи за русских, обиженных казахами. Такое положение сохранялось до моего переезда в другой город. Драки были исключительно на почве мальчишеской борьбы за первенство, никакого проявления национализма и тем более на религиозной основе не было. Были оскорбления национального достоинства с обеих сторон в пылу гнева, но никогда это не перерастало из личной неприязни отдельных людей в коллективное противостояние. — 6 —
|