|
Тут она меня тоже удивила. Она полностью признает то, что её жизнь - страдание из-за того, что я ушла из семьи и не хочу с ними общаться, но что она никогда не откажется от этого страдания, потому что это и есть человеческие чувства, и что бы ни случилось, она будет скучать по мне, что с того момента, как я родилась, в её жизни ничего больше нет и не будет, кроме меня, и она не хочет ничего в этом менять. Я ясно видела, что человек сам выбирает жизнь, которой живет. Я сказала ей: ты понимаешь, что есть способ не страдать, что твое состояние - не единственное из возможных, на что она ответила, что не хочет становиться таким чудовищем как я, и лучше будет страдать всю жизнь, чем хоть в чем-то будет походить на меня. На все, что я говорила, её реакция была одна - «ты не человек, я не знаю, кто ты, но люди так не живут». Бодхи она считает дьяволом, только не может понять - зачем ему нужны последователи. Когда мы жили вместе, она, казалось, не замечала моего состояния, хотя я была в постоянной депрессии. Сейчас, перебирая в памяти мою жизнь, она это вспомнила и сказала, что надо было сдать меня в психбольницу. Я спросила, как так получается, что она говорит, что меня любит, и в то же время не радуется тому, что я не страдаю. На это она сказала только то, что хуже чем то, что я есть сейчас, ничего быть не может. Она имела в виду, что я не реагирую на ее НЭ своими НЭ в ответ, что она не вызывает во мне жалости. Я поняла, что все, что ей нужно, это чтобы я ей звонила и помнила о ней. Как я живу, к чему стремлюсь, какая я – это вообще её не интересует. Для нее было бы лучше, чтобы я была пьяницей и кем угодно, только бы о ней не забывала. Она выпрашивала обещания, что я буду ей давать о себе знать. Я сказала, что никакое общение невозможно между нами до тех пор, пока она хочет держаться за свои НЭ, а т.к. я не верю (да и она тоже), что эта позиция изменится, общаться мы не будем никогда. Она рыдала, говорила, что только я могу ей помочь, но я с ясностью видела, что ей помочь может только она сама, и что она сама этого-то как раз и не хочет. Я понимала, что говорить все это бессмысленно, но мне было все равно. Мне показалось, что страдания изменили ее - она стала чуть менее упертая, чем была раньше, в ней нет той злости, и с Р. её не сравнить - она как невинный котенок рядом с ней. Хотя это я замечала и раньше - стоило маме заболеть, как она становилась «доброй». Механизм тут тот же - стоит появиться более сильному страданию, как о мелких она забывает. Сейчас она говорит, что все её НЭ были просто пылью по сравнению с этим, хотя я помню, что ВСЕГДА она была озлобленной в большей или меньшей степени. Подозреваю, что возникновение мысли о том, что она стала более понятлива – это та же ситуация, которую описывала Скво, когда кажется, что она понимает лишь потому, что она с чем-то соглашается. Только сейчас я понимаю, что это была иллюзия, что просто она хочет со мной общаться, и для этого будет говорить даже о том, о чем ей неинтересно. Но ей в этом надо только одно - чтобы я обращала на нее внимание. Сами по себе эти рассуждения ей скучны, она хочет нянчить внуков, а не устранять НЭ. Сейчас она даже сдружилась с отцом - горе их сблизило, как и с другими родственниками, которых я «сделала несчастными». — 66 —
|