|
При том, что я постоянно прилагала усилия, чувствовала освобождение от беспомощности, яростность, постоянные и довольно интенсивные ФП в области лба, физически я чувствовала себя ужасно. Я не могла спать от напряжения - и так на протяжении последних нескольких дней. Есть не хотелось, я ела только потому, что понимала, что мне нужны силы, но было абсолютно все равно, что есть - я не чувствовала вкуса еды. Когда я прилетела в К., все продолжалось в том же ритме. Я ехала в такси мимо этих магазинов и вывесок, мимо надписи «К.» при въезде в город, которую я тысячи раз проезжала в машине с родителями в детстве. Еще пару недель назад сама мысль об этом городе вызывала целый комплекс НЭ - вины, страха, беспомощности, а тут я еду среди этого, и куда ни посмотрю - отовсюду валятся воспоминания, и не о каких-то людях или событиях, а о моем состоянии, о тогдашнем мировосприятии. Я поехала отсыпаться в гостиницу - было ранее утро. В гостинице я не ощущала себя в К. - там я никогда не была, и если не смотреть в окно, то кажется, что я просто в незнакомом городе. Проснувшись, я поняла, что и тут я тоже далеко не в затишье. Я проснулась без НЭ вообще, но стало наползать другое - ощущение, что все хорошо, что я дома, торопиться никуда не надо. Нельзя было забываться ни на секунду, т.к. это была та же беспомощность, но она подступала вкрадчиво и незаметно. Я позвонила сестре и сказала, что хочу встретиться. Она повела себя так, как я не предполагала - была очень мила, будто мы расстались вчера, позвала к себе на работу. Я договорилась о встрече и увидела, что начинаю чувствовать себя с ней так же, как раньше. Будто она такая классная, так мне рада, и я сразу становлюсь умильно хорошей девочкой. Опять та же беспомощность рядом с «добрым» и сильным покровителем. К этому я была не готова, но это не выбило из колеи, я продолжала свое дело. Потом я зашла в кафе, где в детстве часто бывала с отцом. Я поняла, что основным детским ощущением был страх жизни, и я пряталась за родителей, за родственников, но ничто не давало ощущения защищенности. И сейчас я вижу очень хорошо, что все, что я хочу сделать - устранить этот страх и перестать цепляться за опоры. Я ехала на трамвае и мне нужно было выйти на остановке возле завода моей матери. Всю жизнь она работала на этом заводе, и то место прочно ассоциируется с ней, там часто с отцом мы ждали её в машине. Для меня попасть туда было все равно, что встретиться лицом к лицу с матерью, и я увидела, что во мне нет чувства вины - нет ни капли. Это меня не расслабило. Я продолжала полировку. Я шла по улицам своего детства - все там так близко друг к другу, можно за час обойти все места моего детского обитания. Я шла по направлению к своему дому, хотя не знала - есть там кто или нет. Я решила, что зайду туда, но еще не представляла, что буду делать. Заметила, что стоит только засмотреться на какие-то улицы, как я тут же вваливаюсь в старое состояние. Несколько раз я скатывалась, но не замечала этого, а потом каким-то образом понимала, что хоть я и не заметила, но уже поддалась, после чего возвращалась. Я была недалеко от дома и решила, что пора зайти и посмотреть в лицо этим людям. Вероятность того, что мать будет дома, была очень мала, т.к. она все время живет в деревне со своей матерью. Мне было страшно её видеть, но я мысленно сказала, что предпочитаю её увидеть, что готова к этому. С одним отцом эксперимент не был бы таким удачным, т.к. он не так привязан и не так разговорчив, а мне хотелось поговорить с ними как с людьми - узнать, что они за люди сами по себе, т.к. все, что я помню о них, это воспоминания трехгодичной давности, и многое могло исказиться за это время. Я позвонила, трубку взяла мать. Я не почувствовала никаких НЭ, только радость от того, что жизнь идет мне навстречу, давая самое сложное испытание. Я была готова к тому, что опять буду беспомощной, что увижу её в каком-нибудь дико постаревшем состоянии. Чувства вины не было, я была спокойна внешне, внутри шла полировка. Я постоянно помнила о Скво - я понимала, что ни один человек кроме неё не делал этого. Сосредоточенность на ней придавала мне стремления. Мать открыла дверь, радостно сказала - ну дочка, заходи, обняла меня за плечи и с ужасом в голосе сказала - ты что, даже не обнимешь меня?? Я никак не реагировала на то, что она говорит, во мне не рождалось ничего, никакого отклика или неприязни, ничего вообще. Смотря на меня, она постоянно начинала плакать, но я поняла, что для неё это уже настолько привычное состояние, что даже на боль и страдание это не похоже. Я готовилась к гораздо худшему. К моему удивлению, она оказалась хорошо осведомлена о том, как я к ней отношусь, хотя я писала ей об этом всего один раз. Она поняла, что я не люблю ее и видимо уже привыкла к этой мысли. Мне было все равно, о чем с ней говорить, главное было увидеть, что она за человек, какие у неё взгляды на жизнь. — 65 —
|