— Какой вы быстрый! Думаете, прочитали лекцию, мы все усвоили и быстренько сделали. Осмыслить нужно. Спотыкаемся. Не знаем, какие данные важные, без каких можно обойтись. Конечно, без Володи мы бы и этого не осилили, но все равно трудно. — Михаил Иванович, позвольте мне сказать. — Ну, говори. — Ваши врачи относятся к этой работе плохо. Пока соберешь, чтобы обсудить пустяковый вопрос, — набегаешься. Хоть бы вы их подвинтили. — «Подвинтили, подвинтили»! У тебя только и дела, что сидеть, да думать, да схемки рисовать, а у них больные. Поважнее твоих карт. Тем более что интереса к этому делу они пока не чувствуют. «Высокие материи», — говорят. Еще писанины прибавляется. — Но так мы никогда не кончим. — Ладно, скажу. Еще что? — Нужно еще добывать машины‑перфораторы, сортировку. — Я тебе добывать не буду, не надейся. Сам ищи, приходи с бумагами, поезжай. Я с директором договорился, что деньги дает, — хватит. А врачи тоже хороши — все новое никак не вобьешь... — Все? — Нет, еще нужны лаборантки. Вы обещали. — Рожу я тебе их, что ли? С биохимии сниму? У тебя еще никакого дела нет. И вообще хватит на сегодня просить. Нехорошо. Но разозлил, и нужно разговор кончать. Все хотят, чтобы на тарелочке с каемочкой преподнесли. Обидится теперь, самолюбивый. Саша потупился, не одобряет резкости. Он все деликатно делает: «Посидите, пожалуйста». Это еще хуже. «Вот вы, а вот я. Вы делаете, я созидаю». Молчим. Володя встал, ушел. Пусть. Плохо, что при Саше: ему вдвойне обидно. — Он у вас хороший работник — Володя. Знаю, что хороший. И не просто работник, ты только это видишь. — Да, очень. Трудно все организовывать. Никто не понимает для чего. И для меня тоже больные ближе, я от них отнять не могу. А директор мнется. Выше идти не хочется... Грустно в общем. Но ничего, добьемся. Пойдемте домой, что ли? (Не получился разговор.) Как вы ходите — не задыхаетесь? — Немножко. Я стараюсь не перегружаться. На автобусе езжу. — Ну, поедемте, так и быть, и я с вами за компанию. — Нет, спасибо я еще должен немного задержаться у Володи. Что ж, дело твое. Но утешать он его не будет, не такой. Сделает вид, что ничего не случилось. Встаем. Наказ: — Пожалуйста, не простужайтесь. Теперь осень. Помните о ревматизме. Приходите. Улыбается своей милой улыбкой... Черт его поймет — что за человек? — Куда же я от вас денусь? До свидания, пошел. И я пошел. Посетителей в коридоре нет. Хорошо. Уже пять часов. Может, не заходить в палаты? Небось сказали бы, если что... Нет, зайду. Так‑то спокойнее. — 127 —
|