Лгу. «Ложь во спасение». Но юноша не верит, просит: — Вы положите к себе, профессор, подлечите. — Нет, дорогой, не могу. Тебя долго нужно готовить, а нам места нужны для тех, кого скоро оперировать. Видел, сколько ожидающих операции? — Значит, вы обманываете меня... Значит, нельзя... Пойдем, папаня... Умирать... Молчу. Что я скажу? Стыдно за себя, за врачей, за медицину. Зло разбирает. Довели парня до такого состояния, а потом — «к хирургу», «на операцию»... Так в направлении написано. Судить таких, судить! Нет, зачем судить? Просто гнать... А может, его раньше направляли, но сам не поехал... Нет, едва ли. Уже привыкли, знают, что сердце можно оперировать. Расспросить бы парня о врачах, что лечили. Нет, не стоит. Не нужно растравлять рану. — Вася, посмотрите на штамп — из какой больницы. Написать нужно. Расстроился. Тут бьешься как рыба об лед, а какой‑то тип не потрудится даже посмотреть больного как следует, узнать из журналов, что уже операции делают. — Давайте повторных. Есть плохие? Каждый раз тревога — вот появится такая Валя, которой стало хуже... — Нет, сегодня все хорошие. Просто вас хотят видеть. Чтобы профессор сказал... Отлегло. Готов смотреть хоть три часа. — Да, там Саша пришел, позовите его тоже на рентген. Вася, скажите сестре, чтобы нашла. Смотрю ребятишек. Разговариваю с родителями. Действительно, у всех хорошо. Просто очень хорошо. Обычные вопросы: — Ну, как дела? В школу ходишь? В футбол играешь? На скакалке прыгаешь? Не задыхаешься? Бегаешь, от подруг не отстаешь? А учишься как? Хорошо? Доктором будешь? Иные уже привыкли к здоровью, а другие еще нет. — Как увидела клинику, Марью Васильевну, Паню, так все плачу и уняться не могу... Сколько пережито... И зато теперь как хорошо, свободно! Дай вам Бог здоровья на многие годы... И еще что‑то приговаривает... Сантименты, конечно. Но у меня тоже слезы навертываются на глаза, как поглядишь на их лица... Только такие минуты и дают силы, иначе эти смерти, осложнения — ложись и умирай сам... — Ну, ладно, ладно, хватит благодарить. Теперь сумей хорошо воспитать своего Вадика. Тоже трудная проблема. Больных детей часто неумеренно балуют, и нужно внушить матерям, чтобы не портили их, сдерживали свою любовь. Особенно когда все уже хорошо. Саша пришел. Все ему рады, как родному. Приветствует ласково, но с холодком. Даже немножко обидно за Марию Васильевну. Она заслужила больше тепла, сидела около него не одну ночь. А может быть, мне кажется? — 124 —
|