— Как, Михаил Иванович, теперь уже можно надеяться? — Да, друг, можно. Разве сам не чувствуешь? — Когда аппарат‑то, дыхание‑то мне подключили, я уже думал — крышка. Меж больными плохая слава идет об этом аппарате. — Глупости. Конечно, не от хорошей жизни его подключают, но все‑таки половину больных спасли с его помощью. Вот! Слушаю ему сердце. Смотрю свежий снимок, анализы. — Можно, Степан Афанасьевич, ходить. Помалу. Все, обход закончен. Выходим в коридор. Час дня. Закурить. — Петр Александрович, получите список операций. Удивительно, никто не отменился. Идите на прием. — Мария Васильевна уже ушла, и наши ребята тоже. Мы вам оставим сомнительных и трудных, в которых не разберемся. В коридоре перед дверью сидят посетители. С опаской поглядываю на них — родственники, другие с письмами. Нельзя отказывать. Кабинет. Так приятно сесть в кресло и выкурить сигарету. Даже голова немного закружилась. Почему‑то устает спина от этих обходов. В общем неплохо. Нужно идти смотреть Юлю. Анализы, наверное, готовы. Все‑таки это не кровотечение. Слишком уж благополучно с давлением. А впрочем, все может быть. Анализы и рентген решат. И этот больной с отеком легких опасный. Но тоже должен обойтись без операции. Валя. Вот что самое главное. Наверное, матери сказали. Сердце уже у нее сжалось. Представляю Леночку. Кошмар! И некуда деться. Камера нужна. И для этого — с отеком легких — тоже. Вале придется без камеры. Не будем заранее загадывать. Покурил и хватит. Третья часть программы — посетители. Терпение. Подставляю стул. Открываю дверь. — Заходите, пожалуйста, по очереди. Прием, как у большого начальника. Не хватает двойных дверей с войлоком. Входит ловкий человек. — Михаил Иванович, извините, пожалуйста, но мы так много о вас слышали... Вот вам письмо от профессора... Письмо так письмо. «Глубокоуважаемый» и т. д. Опустим. — Что болит? Давно? Как лечились? Есть снимки? Раздевайтесь. Все честно. Человек действительно болен, хотя и не столь серьезно. У него опухоль средостения. Доброкачественная. — Нужна операция. Испуган. Это естественно. — Ничего, не бойтесь, не очень опасно. Пишу заключение на бумажке. — Все. Надумаете оперироваться — обратитесь в приемный покой с этой бумагой. Примут, как будут места. Стоит, мнется. Смотрю вопросительно. Что еще? — Михаил Иванович, я, конечно, понимаю, что вы очень заняты, но, знаете, операция опасна... я вас очень прошу, очень, чтобы вы сами... Я все сделаю... — 116 —
|