Послать? Нет, нельзя. Да и не за что, это же не аппендицит. Вежливо. — Извините, но я не могу. Я вынужден делать более сложные операции, а такие делают мои помощники. Я назначу вам хорошего хирурга. До свидания. Поморгал растерянно, ушел. Редко настаивают. Вид у меня, наверное, не располагает. Однако тот профессор еще будет звонить. Иногда сдаюсь. Но редко. Совсем мало операций по знакомству — три‑четыре в год, не больше. Включая и начальников. Обычно ограничиваюсь тем, что обещаю поприсутствовать. И выполняю: вскроют плевру, позовут, посмотрю. Это тоже важно. Никто мне денег не предлагает, подарков не делает. Разве что цветы в клинике. Отучил. Покурим. Посетителей немного — подождут. И вообще сложный вопрос: право больного выбирать врача. Иностранцы часто спрашивают: «Может ли у вас больной и т. д.». Нет, не может. Не принято. И нельзя разрешить. Хотя, не скрою, тяжело для пациентов ложиться на стол к аспиранту Жене или ординатору Степе. Но отказов почти нет. Доверие к клинике. «Я отвечаю за вашу операцию, кто бы из моих помощников ее ни делал». Этого достаточно, хотя уверен, все равно страшно. Мне бы было страшно. Но вот статистика. Сколько осложнений и смертей у ординаторов, ассистентов и у меня, профессора. Все в порядке: у молодых умирает даже меньше. Подбор больных — дается то, что по силам. И еще — контроль старших во время операций. Страшнее остаться на ночь после тяжелой операции, когда вот‑вот возникнут осложнения. Здесь ошибки опаснее — ночью доктор один. Старшего вызвать можно, но для этого нужно уметь разобраться: когда. Иногда все‑таки приходится идти на компромисс, уступать просьбе больного, когда видишь, что отказ грозит психозом. У нас чаще всего просят за Марию Васильевну. Петро даже обижается иногда. Говорю: «Ничего не поделаешь, — значит, не завоевал авторитета. И диплом профессора не помогает. Старайся!» Леночка моя лечится у простых участковых педиатров. Но один разок все‑таки бегал по профессорам. Тогда и вспомнил: «Выбор врача». — Заходите, следующий. О! Мать Вали. Не ожидал так скоро. Не хочется. Никому не хочется неприятного. Несчастная. Я здоров, а у нее умирает дочь. — Садитесь, пожалуйста. Нужно бы знать имя‑отчество, профессор. Все‑таки это ты угробил ее дочку. Именно так. Конечно, можно говорить и по‑другому: «Не спас», но она бы жила еще лет пять‑шесть без тебя, может, даже десять. Довольно самобичевания. Тоже вид рисовки. — Михаил Иванович, что же будет? — 117 —
|