|
Саша слышит ее голос. Я думал, нет. Поманил пальцем. Шепчет: — Рая, как Сережа? — Все хорошо, милый, не беспокойся, я звонила. Он не знает. — Не говори ему, пока все не выяснится... Значит, он еще думает об опасности. Слишком долго лежал в клинике, знает всякие истории. Представляю, как ему хочется увидеть сына. Ничего, дорогой. Теперь я надеюсь. Клапан — это все‑таки вещь. Если уж он вшит хорошо, то работает честно. — Оксана, как? — Частота сто семнадцать, аритмия такая же, как и раньше. Функция миокарда как будто хорошая. — Можешь идти спать. Аппарат оставишь здесь. Женя, сколько капель? — Все время двадцать. Больше не учащается. Жидкость стала прозрачнее. Отлично. Эта опасность миновала. Смотрю на бутылочку — моча тоже прибывает хорошо. — Ну, ребята, расходитесь кто куда. Завтра рабочий день. Здесь останутся двое дежурных — анестезиолог и хирург. Мария Васильевна, устройте Раису Сергеевну. Итак, день окончен. Похоже, что сегодня Саша не умрет. Я могу поспать. Домой нельзя — вдруг что‑нибудь случится. Медицина — наука неточная. Сказать тете Фене, чтобы постелила в кабинете. И неплохо бы чаю. Маловероятно: раздатчицы ушли, а у санитарок нет. Но вдруг? Разыскал ее, сказал. Посмотрела уважительно. Хорошая старуха. Сколько наших пациентов вспоминают тебя добрым словом! И скольким ты закрыла глаза! — Я сейчас пойду к старшей, в столе посмотрю. Где‑нибудь найду, не беспокойтесь. Я не беспокоюсь. Можно и без чаю. Снова в кабинете. Черт бы его взял, как он мне надоел сегодня! Откроем окно. Теплая влажная мгла. Мелкий дождик. Очень полезен для молодой зелени. Как они пахнут, листочки тополя! Не надышался бы. Покурим. Победа. Победа над смертью. Высокопарно. Не люблю фраз, но они сами лезут. Крепко вбиты книгами, газетами, радио. Рад? Конечно. Саша — живой. Будет думать, говорить, писать. Представляю его на этом стуле, напротив: развивает свои теории. Глаза блестят, жестикулирует. Стоп! Не фантазируй раньше времени, еще есть достаточно опасностей. Не буду. Но все‑таки той радости, как бывало в молодости, нет. Устал. Вот эта битва, — может быть, она выиграна. (Чур меня! Смешно.) Наверное, выиграна. Это приятно. Очень. Но я чувствую, как на мою душу все равно лег еще один слой чего‑то темного и тяжелого. Не могу объяснить. Наверное, это слои страха и горя. Мало ли их сегодня пережито? Картина: хлещет кровь из дырки в желудочке, и весь я сжался от страха и отчаяния. Ничего больше нет в душе — только страх и еще несколько нервных центров, бешено работающих, чтобы победить. Удалось. А могло быть иначе: масса крови вытекла. Сердце опустело. Массаж, вялые, редкие подергивания. Все во мне кричит: «Ну, сокращайся же, сокращайся ради Бога!» Совсем остановилось. Стоит. Все опустили руки. Минуту стою, ничего не понимая. Иду прочь. «Зашивайте». Пустота. Завидую: умереть бы. — 102 —
|