Что ей бедной оставалось еще делать? — Смотри в глаза и расслабься. Ты ждешь, что будет больно? Она чуть кивнула, но вижу, что глаза ее будто "поплыли". — Боли не будет! Ясно?! — Снова едва заметный кивок. Я резко вогнал иглу.— Тихо. — Глаза можешь закрыть. Быстро и спокойно наложив аккуратный шов, я попросил ее открыть глаза и тихо спросил: — Больно было? — Нет. — А сейчас? — Не больно. — Хорошо? — Хорошо. Ассистент, после того как она вышла, долго и внимательно смотрел на меня, потом сказал: — Пойдем выпьем. Угощаю. По дороге молчали. Только когда немного разогрелись после ста грамм, он произнес кратко, но многозначительно: — Гипноз? — Наверное. — Владеешь? — Не знаю. — Знаешь. Но если не хочешь говорить — твое дело. Я тебя завтра познакомлю со Стариком. — А что за старик? — Завтра узнаешь.— Ассистент был важен и таинственен. Так закончился мой первый случай, благодаря которому у меня возникло подозрение, что хирургией я заниматься не буду, а буду, скорее всего, заниматься чем-то иным. Второй случай уже конкретно обозначил то, чему мне впоследствии предстояло посвятить свою жизнь, что я делаю и поныне. Старику, с которым я познакомился на следующий день, было около семидесяти. Нам навстречу из дома вышел сухощавый, жилистый человек, подвижный, энергичный с небольшими острыми глазками. Когда он посмотрел в мою сторону, мне показалось будто буравчики его зрачков словно ввинчиваются в меня. Через несколько минут ассистент ушел, и мы остались вдвоем. — Зови меня просто — Старик,— коротко бросил он. — А меня зовут... — Никак. — В смысле? — мне почему-то показалось, что я начинаю обижаться на самого себя. Ощущение глупое, но сильное. — В том смысле, что тебя пока никак не зовут, а только называют. Старик явно подавлял меня. Но в какой-то мере это начинало нравиться. Я помялся с ноги на ногу и пробубнил: — Вот... меня с вами хотели познакомить. — А ты сам хотел? — Но я не знал вас... — Это неважно. — А чем вы занимаетесь? — Я не занимаюсь. Я не нашел, что ответить, и Старик захохотал. Мой растерянный вид привел его в восторг. Но вдруг, внезапно оборвав смех, серьезно спросил: — А ты уверен, что боли не было? Я не сразу сообразил, что он имеет в виду, но потом вспомнил свое вчерашнее происшествие с девочкой и браво ответил: — Конечно. Боли не было никакой. — Неправда,— мягко возразил Старик,— боль была. Только она ее не чувствовала. Больше никогда этого не делай. Сказанное им прозвучало настолько неожиданно, что я даже не нашел в себе сил подвергнуть сомнению его слова и уж тем более заспорить. — 60 —
|