И все эти приметы, как сказал бы Эриксон, — «якоря» памяти. Это узелки, которые завязывает гений для того, чтобы вновь вспомнить состояние единства с забытым и вытесненным первородным грехом инстинктом. В своем знаменитом эротическом романе Дэвид Лоуренс так описывает переживания леди Чаттерлей после занятия любовью: «Смеркалось. Она быстро шла домой, и окружающий мир казался ей сном. Деревья качались, точно корабли на волнах, ставшие на якорь. Крутой склон, ведущий к дому, горбатился, как огромный медведь. Мир оживал, дышал и разговаривал с нею». К сексуальной леди Чаттерлей приходят те же чувства, что и к Зигфриду, обретшему способность понимать «пение птиц и шепот леса». Может быть, в возрастающей сексуальной дозволенности нашего века есть и своя духовная сторона, которую мы сами не хотим понять и не умеем объяснить себе и своим детям. Тайна и здесь кроется в слове «интерес». Это он, а вовсе не процесс коитуса способен превратить влечение, ставшее помехой на пути человечества, в творческий инстинкт. Леди Чаттерлей безумно интересны запретные в пуританский век новые ощущения тела. Она чувствует, что проникает в тайну своего бытия, и та отзывается открытием другого, подлинного инстинкта. Тайна одухотворила влечение. Леди не столько хотела секса, сколько хотела проникнуть в тайну — в то, что было под запретом. Тантризм с середины VI века нашей эры превращал каждый половой акт своих последователей в мистерию — магическое действо. И половой инстинкт становился частью гениальности — открывал дорогу к осознанию смысла жизни. Может быть, нарастающая сексуальность — это не просто стремление разрушить мораль или покорное следование культуры за тлетворными влияниями гения Фрейда или Райха? За девальвацией секса, за ощущением того, что он не является больше тайной, может стоять желание проникнуть глубже. Секс больше не является романтической тайной, какой он был во времена Лоуренса и Фрейда. Он уже не так интересен. Его проходят в школах. Но человечество не может жить без таинственного. Нет тайны — нет и интереса. А без интереса жизнь человеческая становится безрадостной и бессмысленной. Вот и бродят по экранам заменившие романтическую любовь середины прошлого века чудища, похожие на Мефистофеля. В фильме «Ирония судьбы, или С легким паром!» Эльдара Рязанова исполняется чисто русская мечта. Герой напивается и... происходит чудо: он обретает подлинную любовь. В современном римейке рязановской ленты Женя Лукашин должен был бы в пустой питерской квартире вызвать какого-нибудь «хеллбоя» для исполнения собственных тайных желаний. — 107 —
|