Когда я наконец проснулся, состояние было на удивление неплохим, а пейзаж снаружи – еще лучше. Абсолютно чистое голубое небо, яркое солнце, искрящаяся поверхность озера, и почти никого. Все уже куда-то поуходили, следуя своим планам и графикам. Одевшись, я спустился в ресторан, который также оказался предсказуемо пустым… за одним исключением – вчерашний немец сидел в углу, скрестив на груди руки. Перед ним стоял термос с чашкой, наполовину наполненной жидкостью столь характерного ядовито-фиолетового цвета, что я без труда распознал в ней так называемый hot grape – нагретый до кипения консервированный виноградный сок – офигенная штука после длинных горных переходов. От него, правда, становятся фиолетовыми язык, и, по какой-то мистической причине, уши, но какое тут это может иметь значение? Я загрузился в противоположный угол ресторана и вывалил перед собой наушники с плеером, корейские карточки, блокнот, в котором, по правде говоря, так и не появилось ни одной сколько-нибудь примечательной мысли. Почему-то меня это… задело, что ли, и я глубоко задумался об отсутствии глубоких мыслей в своей голове. Наверное, всему виной горная болезнь. Тосты с яйцом успешно вывели меня из этой бесплодной задумчивости, и, запивая их чаем, я меланхолично отметил, что не мыслями едиными жив человек, что главное – переживаю ли я что-то эдакое, глубокое, что в свое время непременно выльется в том числе и в глубокие мысли. Я не стал особенно задумываться над тем, переживаю ли я что-то глубокое, предусмотрительно отметив, что дело это редкое, тем и ценное. Мысль была явно кривой и ущербной, зато уводила внимание от потенциально щекотливой темы, что меня вполне и устроило. Самокопание снова становилось навязчивым и истощающим. Точно горная болезнь. Сунув очередной кусок тоста в рот и подняв при этом чисто автоматически взгляд, я чуть не подавился, так как уткнулся им прямо во взгляд немца. С лицом, выражающим неземную приязнь, он таращился прямо на меня, прервав свою задумчивость и мягко улыбаясь. Или не улыбаясь. Есть такие лица, которые производят впечатление по-доброму улыбающихся, даже если просто расслаблены. У немца было именно такое лицо, и я невольно и даже против воли проникся к нему симпатией несмотря на то, что понимал абсурдность этого механизма. Не знаю, удалось ли мне улыбнуться ему в ответ с куском тоста в горле, но он, во всяком случае, понял мои намерения и умиротворяюще кивнул. - Как корейский? – спросил он спустя минуту, увидев, что я снова вцепился в свои карточки. — 5 —
|