|
Тут были некоторые сложности, связанные с тем, что Клэр, совершенно неожиданно для меня, сильно заинтересовалась перспективой Маши возглавить Школу, и они вдвоем там что-то делали, а я даже не мог разобраться – чем именно они заняты, поскольку сам по уши увяз в различных административных вопросах, связанных с кардинальной переделкой Службы. Ганс и Эмили куда-то провалились, и я отчасти был этому рад, потому что общение с ними точно выбило бы меня из колеи фанатика-администратора, а эта работа должна была быть сделана, если я хотел сохранить шансы на то, чтобы эта команда продолжила работать. Я знал, что Клэр и Маша все полгода провели тут, в Школе, но по сути это всё, что я о них знал. Иногда я задавался вопросом – почему так получается, что мы так резко разделились друг с другом, и даже не переписываемся, и мне казалось, что я теряю многое от того, что всякое общение между нами прекратилось так надолго, но каждый раз, когда я открывал почту, чтобы что-то им написать, то обнаруживал, что написать нечего. Я был по уши в своих делах и понимал, что они точно так же по уши в делах Школы. Я отлично понимал, что Фриц сделает всё, чтобы заинтересовать Машу, и загрузит её по уши, в том числе и вопросами управления колонией – экономическими, коммунальными, и, возможно, даже политическими. Да наверняка. Такой увлекающийся человека как она будет однозначна засосана таким объемом интересных дел и общения. Фриц наверняка постепенно вводил её в круг общения с самыми разными людьми, уж конечно или незаурядными или обладающими властью, будь то власть денег или любая другая. И Маша должна себя чувствовать в этой среде как рыба в воде, имея такую неотразимую привлекательность и такой опыт, который она получила, когда ещё до меня обучалась у тех, кого выбирала. Сейчас её возможности и связи возросли неизмеримо, и я думаю, что и она, занося палец над клавиатурой, точно так же как и я понимала, что что бы она ни написала, это будет скорее всего выдавлено и искусственно. Мы оба упустили тот период, когда еще можно было посреди всей этой текучки просто написать друг другу что-нибудь простое типа «привет, морда» или «хочу твою попку», после чего продолжать какую-то незамысловатую эмоциональную переписку, пусть и не нагруженную каким-то смыслом. Мы упустили его именно потому, что жизнь наша была крайне насыщена, до упора, до последней минуты, и если даже я, будучи взрослым человеком, уже спустя две-три недели почувствовал, что довольно сильно изменился, занимаясь настолько новой деятельностью, то что уж говорить о ней! И когда я думаю о том, чтобы написать ей как любимой девочке, я понимаю, что время упущено, что это уже не та девочка, которую я знал, и она понимает это и тоже отдает себе отчет в том, что и я уже не тот, не тот самый её любимый парень, а некий Директор некой Службы, о которой Эмили по моему поручению рассказала ей. И возможно, что отчасти её настороженность ко мне, а я почти физически чувствовал её, была обусловлена тем, что теперь оказалось, что всё это время я, оказывается, скрывал от неё, пусть и по совершенно не зависящим от меня причинам, значимую часть своей жизни, и теперь неопределенность моего прошлого, наложенная на неопределенность моего настоящего, перевешивали то, что она помнила обо мне, когда мы были вместе. — 199 —
|