Собственная традиция У‑сяна и параллельно с ним Хэцзэ Шэнь‑хуэя определялась как «чань Татхагаты», т.е. «созерцание Вместилища Так Приходящего». Это учение было призвано преодолеть приверженность Северной школы к постоянному созерцанию и совершенствованию изначально чистой природы собственного ума. Постоянное очищение чистого зеркала ума, уничтожение постоянно возникающих аффектов, к которому призывал основоположник Северной школы Шэнь‑сю в известной гатхе из «Алтарной сутры», должно было, по мысли Шэнь‑хуэя и У‑сяна, быть заменено непосредственным созерцанием природы собственного сознания, которое и есть Будда[455]. Очевидно, что в интерпретации практики достижения «отсутствия мысли» как непосредственной реализации природы ума, и У‑сян и У‑чжу и Шэнь‑хуэй были вполне солидарны. Несмотря на очевидную связь, в том числе и генетическую, с учением Шэнь‑хуэя, доктрина У‑сян и в последствии У‑чжу в определённом смысле более радикальна – ими не признавалось базовое положение Шэнь‑хуэя о существововании некоего «естественного знания» или «одухотворенного знания» (лин‑чжи), высвобождение которого и составляет суть «отсутствия мысли», которое, в свою очередь, есть не что иное, как мгновенное пробуждение само по себе. Иными словами, по учению Шэнь‑хуэя, «отсутствие мысли» можно понять как подготовительный этап, предшествующий реализации одухотворенной природы ума, в то время как У‑сян и У‑чжу рассматривали «отсутствие мысли» как достижение окончательного пробуждения. У‑чжу развил мысль своего учителя: У‑сян (преподобный Ким) понимал «отсутствие мысли» как одно из трёх направлений практики учения, а У‑чжу возвёл «отсутствие мысли» в ранг высшей доктрины. «Сян‑гун спросил: „Эти три фразы (имеется в виду „не‑запоминание“, „отсутствие мысли“ и „не‑забвение“, т.е. учение преподобного Кима – К.С.) составляют единство или три {раздельных} практики?“ Наставник (У‑чжу) ответил: „Они едины, а не тройственны. Не‑запоминание есть практика исполнения обетов, отсутствие мысли есть сосредоточение, не‑забвение есть мудрость… Отсутствие мысли есть полнота обетов, сосредоточения и мудрости… Отсутствие мысли есть отсутствие {мирского} знания“[456]. Из этого отрывка вполне ясно то, почему последователи У‑чжу не соблюдали монашеских правил: «отсутствие мысли» преодолевает необходимость формальной практики и одновременно дает возможность любой, самой причудливой формы исполнения учения[457]. — 111 —
|