|
– А я? А я ничего… – А ты, наверное, заплакал и сейчас же: папочка, папочка? – Причем здесь «заплакал»? – А что, не заплакал? – Нет. Володька смотрел на Александра с ленивым уверенным укором. – Ты думаешь, отец, так он всегда говорит правильно? По-ихнему, так мы всегда виноваты. А о себе, так они ничего не говорят, а только о нас. Мой тоже, как заведет: ты должен знать, ты должен понимать… Александр слушал Володьку с тяжелым чувством. Он не мог предать отца, а Володька требовал предательства. Но и за Володькой стояла какая-то несомненная честь, изменить которой тоже было невозможно. Нужен был компромисс, и Александр не мог найти для него приличной формы. Кое в чем должен уступить Володька. И почему ему не уступить? И так зарвались. – А по-твоему, мой отец все говорил неправильно? – Неправильно. – А может быть, и правильно? – Что ж там правильного? – Другой, так он иначе бы сказал. Он сказал бы: как ты смеешь! Стыдись, как тебе не стыдно! И все такое. – Ну? – Он же так не говорил? – Ну? – Тебе хорошо нукать, а если бы ты сам послушал. – Ну, хорошо, послушал бы… Ну, все равно, говори. Только ты думаешь, что всегда так говорят: «как тебе не стыдно» да «как тебе не стыдно»? Они, брат, тоже умеют прикидываться. – А чего прикидываться? Он разве прикидывался? – Ну, конечно, а ты и обрадовался: секреты, секреты, у всех секреты! – И не так совсем. – А как? – Совсем иначе. – Ну, как? – Он говорит, ты понимаешь: в жизни есть такое, тайное и секретное. И говорит: все люди знают, и мужчины, и женщины, и ничего в этом нет поганого, а только секретное. Люди знают. Мало ли чего? Знают, значит, а в глаза с этим не лезут. Это, говорит, культура. А вы, говорит, молокососы, узнали, а у вас язык, как у коровы хвост. И еще сказал… такое… – Ну? – Он сказал: язык человеку нужен для дела, а вы языком мух отгоняете. – Так и сказал? – Так и сказал. – Это он умно сказал. – А ты думаешь… – А только это просто слово такое. А почему Пушкин написал? – О! Он и про Пушкина говорил. Только я забыл, как он так говорил? – Совсем забыл? – Нет, не совсем, а только… тогда было понятно, а вот слова какие… видишь… – Ну? – Он говорит: Пушкин великий поэт. – Подумаешь, новость! – Да нет… постой, не в том дело, что великий, а в том, что нужно понимать… – Что же там непонятного? – Ну да, только не в том дело. Он так и говорит… ага, вспомнил: совершенно верно, совершенно верно, так и сказал: совершенно верно! – Да брось ты, «совершенно верно»! – А он так сказал: совершенно верно, в этих словах сказано об этом самом… вот об этом же… ну, понимаешь… — 156 —
|