– А-а! – Да. Раз офицер, должен себя поддерживать, честь должен сохранять. – Честь? Что же эта за такая глупая честь? Капитан ничего не ответил. Ему что-то понравилось в семье Тепловых, но он ничем не старался выражать свою симпатию. Почти целый день он проводил в кухне у Василисы Петровны, ходил с нею на базар, стоял в очереди за хлебом, все делал и молчаливо, аккуратно, в сосредоточенных движениях, и только когда все было сделано, они усаживались на табуретках один против другого, и Василиса Петровна с осуждающими поджатыми губами выслушивала рассказы капитана о его дурацкой жизни. Только после обеда, когда были все дома, становилось шумно, но и в этом шуме капитан принимал самое молчаливое участие, сидел на своей кровати и чтонибудь делал: набивал папиросы, пришивал пуговицу, поправлял заплату или перекладывал вещи в чемодане. Как и всегда, Степан выдворил из кухни Василису Петровну и принялся за мойку посуды. Но сегодня он то и дело появлялся в дверях чистой комнаты, ибо сегодня он не мог пропустить без ответа ни одного слова. Протирая вымытую тарелку, он заявил, расставив ноги в дверях: – Корнилов, как же! Боевой генерал! Победоносный! Когда он только победил, никак не разберу. Если бы сказать немцев, – так и не немцев. Нашего брата победить хочет, да куда ему! В Питере ему всыпят в эти самые места. – Семен Максимович разложил на высоких угловатых коленях газетный лист и сердито шевелил бледными губами: – Всыпят? Кто всыпет? Ты вон тарелку в руках мусолишь, поразлились все, кто куда. А он, смотри, войной пошел. На кого пошел? – На Керенского, – сказал Алеша, стоя посреди комнаты. – А потом? – Семен Максимович строго посмотрел на Алешу. Алеша оглянулся на капитана. Капитан внимательно продевал нитку в иголку и даже не прищурился на узкую игольную дырочку. Алеша шагнул палкой в сторону и шумно вздохнул: – Он вот пишет: за Россию! – А за кого же ему и идти. И Керенский за Россию! – громко сказал Степан. – У этого Керенского даже слюней не хватает – так за Россию старается. Россия ему нужна! – А тебе не нужна? – спросил Алеша сурово-придирчиво. Степан даже присел в дверях от веселого настроения: – И мне нужна, а как же! Прибавь, пожалуйста, и меня туда. Будет, значит: Керенский, Корнилов и Степан Колдунов. Надо и мне на кого-то войной идти. А я, дурак, тут с тарелкой сижу. Семен Максимович недовольно дернул газетой и напал на Степана: – Зубоскалишь! Зубоскалишь, подлец! До чего глупый народ… Он нас голыми руками возьмет и на шею сядет. Понимаешь ты или не понимаешь, балда саратовская? — 322 —
|