— В один прекрасный летний день 1979 года, — вспоминает Марина, — я проснулась в обычное для себя время и сладко потянулась, вскинув руки за голову во всю их длину. Чувствую, что-то мягкое как шарф обволокло мои запястья. В ту же секунду наступил у меня полный паралич тела. Сходу прошиб холодный пот. — Вы, наверное, решили, что перед вами опять появится с минуту на минуту та жуткая харя? Марина согласно кивнула головой: — Верно. Я тут же вспомнила о ней. Более того, я почему-то сразу поняла — причём с бесповоротной отчётливостью, что это она, харя, вновь заявилась ко мне... Но рожу в то утро я так и не увидела. — А что же увидели? — Спустя несколько секунд строго напротив моего лица появился в воздухе букетик цветов. Он возник на пустом месте и завис, будто удерживаемый некой невидимой рукой. Букетик состоял из трёх ромашек, двух гвоздик и небольшой веточки ёлки. Цветы и еловая ветка были свежими. Понизу они были перевязаны узкой розовой тряпицей. Луданова в ужасе взирала на невесть откуда взявшийся букетик, который вдруг неторопливо спланировал к её лицу. И принялся похлопывать женщину по щекам, по глазам, по лбу. — Я ясно чувствовала уколы от еловых иголок, когда веточка ёлки касалась моих щёк, — сказала Марина. — Потом букетик исчез, и меня тут же отпустило. Руки и ноги вновь обрели былую подвижность... Не хочу вам даже говорить о том, в каком ужасном состоянии явилась я в тот день на службу. Луданова работала тогда в буфете кафе "Золотой колос", торговала всякой вкусной всячиной. Стоило ей войти в кафе, ещё закрытое по случаю раннего часа для посетителей, как буквально от порога она стала рассказывать своим сослуживцам — официанткам, поварихам — о случившемся с ней. Женщины столпились вокруг Марины, охали да ахали, просили уточнить детали. Марина же, излагая по их просьбам свою удивительную историю про букетик в третий уже, наверное, раз подряд, подошла тем временем к своему рабочему месту, к буфетной стойке. И начала снимать щиты со стеклянных стенок прилавка буфета, которые обычно устанавливались на них на ночь. Она рассеянно глянула на прилавок, убирая последний щит в сторону, и замерла, окаменев, на месте. Среди вазочек с конфетами и печеньем, стоявших на прилавке за стеклом, бросился ей в глаза гранёный стакан с водой, которого там вчера, когда Луданова уходила с работы домой, не было. В стакане, чуть покосившись, торчал... тот самый букетик. Три ромашки, две гвоздики и веточка ёлки, стянутые узкой розовой тряпицей, столь запомнившейся Марине. — Меня взяла оторопь, когда я увидела это, — сообщила она взволнованным голосом мне. — Слышу, наступила в кафе полная тишина. Товарки мои, до того мгновения хором распрашивавшие меня, шумно обсуждавшие историю про букетик, разом примолкли. Оглядываюсь, а все они как одна пялятся на прилавок. Узнали, выходит, букетик, подобно описанный им только что мною. — 90 —
|