потребовалась". Как всегда, с дедом поехала бабушка. Бадмаев осмотрел больную, сказал: "Скоро будете на своих ногах", - оставил ей лекарство и уехал. Как потом вспоминала Мария Тимофеевна, в революцию окружавшие ее товарищи по работе и друзья не советовали ей пить "неизвестные лекарства", опасаясь отравления, но Мария Тимофеевна, видно, хорошо разбиралась в людях. Она угадала в П. А. порядочного человека, к тому же достаточно смелого, ибо в случае неуспешного лечения всю вину свалили бы на него. Через две недели Мария Тимофеевна была на ногах, а вскоре приступила к работе. Она ответила добром на добро и способствовала освобождению Петра Александровича от очередного ареста в 1920 году. После его смерти продолжала периодически лечиться у Елизаветы Федоровны, сохранив до конца дней своих чудесное, редкое отношение ко всей нашей семье. Петр Александрович как будто примирился с новой властью, но характер давал себя знать. Был еще один памятный случай... Бадмаевы ездили на прием со станции Удельная в Петербург на поезде - экипажа уже не было. Они доезжали до Финляндского, а потом до Литейного брали извозчика... И возвращались вечером таким же путем. Часто ехали втроем - Петр Александрович, Елизавета Федоровна и их дочь Лида. В вагоне была разная публика - матросы, солдаты... Зашел разговор о положении в России. В то время в Петрограде был голод. Бадмаев не выдержал и вмешался в разговор. "Ну и чего вы добились своей революцией?" - спросил он солдата. Тот стал доказывать, начался спор. Вдруг к деду подходит матрос с маузером: "А, тут контра завелась! В Чека его!.." И на первой же остановке, Ланской, Петра Александровича вывели из вагона. Елизавета Федоровна с дочерью пошла за ним вслед. Она плакала и говорила мужу: "Ах, Петр Александрович, вы никогда не думаете о своих близких!.. Пощадили б хоть Лиду!" И когда все вышли на платформу, Бадмаев вдруг низко поклонился окружавшим его людям и сказал: "Простите старика! По глупости погорячился!" — 81 —
|