того, каковы могут быть последствия социального бунта, стихийно разразившегося в стране культурно отсталой, политически незрелой и поэтому подпавшей под власть политических фразеров и демагогов... Мы хотим не руководить, а будить спящих, открывать глаза невидящим, призывать к активности бездействующих, убеждать сомневающихся в правоте и благородстве нашего идеала". Эти идеи развивались и в статье Е. Долинина, где, в частности, говорилось, что "многие революционеры, в том числе и анархисты, проповедуют социальную революцию, но очень немногие из них поняли истинную сущность этой великой катастрофы. Немногие из них уразумели и такой вопрос: какими должны быть пути подлинной социальной революции? Одни из них нам говорят, что подлинная революция заключается в полной "экспроприации экспроприаторов", другие думают, что истинная революция заключается в установлении "диктатуры пролетариата" и в полном истреблении буржуазии и интеллигенции; третьи же утверждают, что подлинная революция будет происходить тогда, когда она отвергнет всякие моральные и юридические нормы и утвердит один лишь принцип: господство революционных чувств... Финал подобных революций бывает обычно трагическим. Если революция отвергает современное принудительное право, то она может отвергать это право только во имя права лучшего, но не во имя бесправия. Полное бесправие есть, в сущности, самый разнузданный и дикий деспотизм... Классический образец такого абсолютного беззакония мы видим в начале большевистской революции, когда высшим законом была воля чекиста и грабителя. Без всякого суда и следствия чекисты могли бросить в тюрьму человека, и этот человек нигде не мог найти защиты, <...> если только он не принадлежал к верховной властвующей касте". Крайне современно звучат слова из статьи Б. Вышеславцева, напечатанной в одном из последующих номеров "Пробуждения" - о "капитало-коммунизме" с его "казарменным социализмом", который есть "самая всеобъемлющая форма — 495 —
|