|
Я вошёл и понял, что всё в порядке: комната соответствовала ожиданиям. Одну стену занимал книжный стеллаж. Вдоль другой стоял диван, пара кресел, платяной шкаф и — самое главное! — стол, заставленный предметами, которые здесь, в современной однокомнатной квартире, смотрелись дико. Это были аккуратно выструганные... колья сантиметров пятьдесят в длину и пять в толщину. А так же несколько изданий Библии, початая пачка охотничьих патронов, распятие... Опираясь на стену, стояла роскошная икона — наверное, прабабушкина. Чесноком здесь воняло ещё сильнее, чем в прихожей. Я невольно сморщился, и вошедший в комнату хозяин сразу насторожился. — Что-то не так? — Я посетовал на зловоние. — Вы не любите чеснок? — медленно, с расстановкой произнес он. — Да нет же, — сказал я. — Я люблю и чеснок, и перец, и вообще всё острое... Но, по-моему, это чересчур. Мой ответ, похоже, не удовлетворил хозяина. Как-то бочком он скользнул к столу, налил из пыльного графина четверть стакана какой-то прозрачной жидкости и подал мне: — Выпейте. От незнакомого человека, неизвестно что... Сдержав первый порыв (чисто инстинктивный), я осторожно понюхал и пригубил. Это была вода. — Достаточно, — сказала хозяин обычным голосом. Взял у меня стакан и выплеснул содержимое на пол. Небрежно поставил на стол: — Прошу прощения. Маленькая разумная предосторожность. Продолжаем разговор... — Ваш телефон мне дал общий знакомый, — сказал я. — Так вот, Станислав уверял, будто вы единственный в нашем регионе профессиональный охотник на... нечистую силу. Он поморщился. — Я не профессионал. Я не зарабатываю этим себе на жизнь... Скажите, зачем вам всё это? — Разве Станислав не сказал? — Говорить-то он говорил... — проворчал он. — Значит, будете писать? — Возможно. А вам бы этого не хотелось? — Да как вам сказать... Мне от этого ни жарко, ни холодно. Я занялся истреблением нечисти не для того, чтобы попасть на страницы газет... Да вы присаживайтесь. Разговор у нас, по-видимому, будет долгий. Я сел в кресло, он — на диван, раскинув руки по спинке. — С чего всё началось? — спросил я. — С беды, — ответил он. — Года четыре назад на моих глазах погибал старый друг, а я ничего не мог поделать. Женька был весёлый жизнерадостный парень, а тут вдруг как-то угас в одночасье. Стал молчалив, замкнут в себе. Пытался наложить на себя руки — вскрыл вены. Совершал странные и нелепые поступки, за которые потом униженно извинялся — впрочем, с каждым разом всё реже. Терпеть не мог запах чеснока. Кривился, увидев по телевизору священника, крест или церковь. — 79 —
|