|
На высокой и выдающейся горе ты ставишь ложе твое, и туда восходишь приносить жертву. За дверью также и за косяками ставишь памяти твои; ибо, отвратившись от Меня, ты обнажаешься и восходишь; распространяешь ложе твое и договариваешься с теми из них, с которыми любишь лежать, высматриваешь место. Т» ходила также к царю с благовонною мастию, и умно- жшш масти твои, и далеко посылала послов твоих, и унижалась до преисподней. От долгого пути твоего утомлялась, но не говорила: «надежда потеряна!»; все еще находила живость в руке твоей, и потому не чувствовала ослабления. Кого же ты испугалась и устрашилась, что сделалась неверной и Меня перестала помнить и хранить в твоем сердце? Не оттого ли, что Я молчал, и притом долго, ты перестала бояться Меня? Я покажу правду твою и дела твои — и они будут не в пользу тебе. Когда ты будешь вопить, спасет ли тебя сборище твое? — всех их унесет ветер, развеет дуновение; а надеющийся на Меня наследует землю и будет владеть святою горою Моею. Здесь профессор Акерман усматривает намек на сексуальные сношения под деревом теребинт (дубом), а также на храмовой горе в Иерусалиме. Это соответствует тому, что нам известно о культуре Рифленой Керамики и позднее о кельтах на Британских островах. Акерман подтверждает, что в причитании говорится совершенно точно о том, где совершается сексуальное действо: «На горе высокой и величественной ты поставил свое ложе». Термин «гора высокая и величественная» в Библии на еврейском языке может относиться, по ее словам, только к горе Сион, к возвышению, на котором стоит Иерусалимский храм19. Таким образом, святое сексуальное действо, упомянутое в некоторых строфах этого отрывка, должно было происходить на храмовой горе. Этот факт подтверждается игрой слов в тексте: для обозначения ложа использовано еврейское слово «мишкаб», всего на одну букву отличающееся от слова, обозначающего храм, — «мишкан». Акерман полагает, что описание жертвоприношения на «ложе» подтверждает факт намеренного использования каламбура «ложе-храм». Далее она приводит длинный перечень еврейских царей, которые убили собственных сыновей через ритуальное жертвоприношение, перечень, который завершается только в шестом веке до нашей эры: Жертвоприношение детей для того, чтобы умилостивить какое-нибудь божество, широко практиковалось в Израиле до Вавилонского плена. В Книге Судей говорится о жертвоприношении дочери Иеффаем во исполнение его необдуманной, торопливой клятвы принести в жертву первое, что увидят его глаза по возвращении домой после битвы (Книга Судей, 11:29—40). Царь Иудеи Ахаз (734— 715 г.г. до нашей эры) сжег собственного сына, принеся его в жертву (4-я Книга Царств, 16:3). Современник Ахаза царъ Израиля Осия (732—722 г. г. до нашей эры) позволил культу, связанному с жертвоприношением детей, широко распространиться среди его подданных (4-я Книга Царств, 17:16—17). В Иудее седьмого века, после разгрома Северного царства Израиль в 722 году до нашей эры, продолжались жертвоприношения детей. ЦарьМанассия (687—642 до нашей эры), подобно своему предшественнику Ахазу, принес в жертву собственных сыновей (2-я Паралипоменон 33:6). Иеремия (Иеремия, 7:30—32, 19:5, 32:35) и Иезекииль (Иезекииль, 16:21, 20:31, 23:39) проклинают продолжавшиеся в начале шестого века до нашей эры жертвоприношения детей. В воззвании выше показано, что жертвоприношение детей продо71жалось даже после возвращения евреев из плена Вавилонского. В строфе 5 пророк спрашивает, разве это не те люди, «закалающие детей при ручьях, между расселинами скал». — 133 —
|