Язык и возникающая функция абстрактного мышления в огромной степени расширяют эмоциональный и волевой мир ребенка, ибо эмоции теперь могут свободно развертываться в мире времени и возбуждаться временем — впервые становится возможным испытывать и смутно артикулировать специфические временные желания и конкретные временные проявления неприязни. Возможности выбора также предоставлены осознанию ребенка, ибо в мире времени вещи уже не «просто случаются» (как в тифонических областях), а предлагают множество вариантов, которые можно привлекать выборочно. Только в пространстве языка вы можете пр0' изнести слово «или...». «Должен ли я сделать это ИЛИ я должен сделать то?» Таким образом, здесь мы обнаруживаем корни прот°' воли и волеизъявления, трансформировавшиеся из более расплЫВ-чатого и глобального хотения предыдущего уровня. По нескольким признакам эта стадия соответствует анальн садистическому периоду, описанному в психоанализе. (Строго г япьная стадия сама по себе относится лишь к либидозному, анальи или эмоционально-сексуальному развитию, а его п пан ^павнивать ни с развитием «эго», ни с познавательным раз- Тем не менее, поскольку в данной книге я не дифференци- ВИТИбМ. ячличные линии развития, анальная стадия включена в опи- е этого этапа, потому что именно здесь она чаще всего разви- Точно так же я включу фаллическую стадию в обсуждение ально-эгоического ур0ВНЯ в следующей главе.) Специфиче- ' кими для этого уровня страхами считаются страх лишиться тела Гфекалии) и страх телесных увечий [120]. Мы подробно исследуем последний, когда будем рассматривать динамику эволюции, так как он играет крайне важную роль. И наконец, Эрик Эриксон, представляя психоанализ, добавляет, что конфликты на данном этапе касаются борьбы чувства автономии против чувств сомнения и стыда, иными словами, как ребенок будет себя чувствовать в этом новом мире членства и выбора [108]. В целом, самоощущение на рассматриваемом этапе остается в чем-то тифоническим, но уже в меньшей мере; самость приступает, — пока лишь приступает, — к дифференциации от тела. Текучие образы «хорошего меня» и «плохого меня», характерные для предыдущего этапа, организуются в рудиментарное лингвистическое самоощущение — в самость членства [в мире языка и культуры], самость временной определенности, самость слова-и-мысли.
|