В моем собственном исследовании (Poirier and Hunt, 1992) некоторые испытуемые сообщали о сложных реорганизациях тахистоскопически предъявляемых картин при повторных предъявлениях, которые продолжались достаточно долго после первого точного распознания и при явно послепороговых временных интервалах — что делает весь этот метод более похожим на тест Роршаха, чем на что-либо, имеющее отношение к обычному распознаванию. Множественность форм, которые испытуемые видят как до, так и после правильного распознания, по-видимому, является в модусе презентативного символизма параллелью широты вербальных ассоциаций при подпороговом предъявлении слов, обнаруженной Марселем (1983b) и другими (Dixon, 1981). В действительности, оказалось очень трудно вызывать микрогенетически примитивные стадии при предъявлении форм, не имеющих эмоциональной значимости, например, абстрактных геометрических фигур (Hentschel, Smith, and Draguns, 1986b; Smith, 1991). Связь между творческими способностями и тенденцией определенных испытуемых давать сложные «причудливые» отчеты при тахистоскопическом предъявлении стимулов подметили Смит и Карлссон (1990), которые обнаружили, что больше всего таких реорганизаций возникает у нормальных творческих испытуемых и художников. Это, по-видимому, предполагает, что сходные реакции у шизофреников и исте- Познавательная способность и сознание 87 рических пациентов основывались на их относительно более высокой способности к поглощенности воображением. В нашем исследовании мы тоже обнаружили значимые корреляции между мерой поглощенности воображением, определяемой с помощью опросника, предыдущей историей спонтанных мистических переживаний и отчетами о более разнообразных и фантастических паттернах в та-хистоскопически предъявляемых картинах. Значит, мы имеем обновленную когнитивную науку, которая рассматривает сознание как один из своих фундаментальных принципов, а «когнитивное бессознательное» — как его автоматизированное производное. Однако сознание — это не что-то одно; то же справедливо и в отношении подчиненного ему бессознательного. Репрезентативный символизм основывается на высоко автоматизированных коммуникативных кодах; последовательный отбор этих кодов и управление ими принуждают осознание выразительных средств к подчиненной роли. В презентативном символизме это отношение между сознательным и бессознательным перевернуто. На передний план выходит выразительная среда и ее интенцио-нальности — в этом случае многозначной и многослойной — требуется время, чтобы развернуться из своего «бессознательного». Получается, что «системное бессознательное» одного теоретика для другого оказывается «системой сознательной осведомленности». Эта точка зрения уже подразумевается как идеей Фрейда (1914) о том, что нарциссизм дает сознательный доступ к тому, что при более средней невротической ориентации было бы дина-мическим бессознательным, так и обобщением этого факта Юн-гом (1921) в виде типологических противоположностей «интровер-сии» и «экстраверсии». В более недавнее время имеется контраст между Гешвиндом (1982), который, согласно своей клинической феноменологии помраченного состояния, помещает непосредственное самоосознание в правом полушарии, и Гейлином (Galin, 1974), прелагающим сходную локализацию для фрейдовского «динамического бессознательного». — 61 —
|