Современная история интроспекционистской психологии начала 1900-х гг. справедливо отвергает теорию Тиченера и Вундта, что систематическая лабораторная интроспекция может обнаруживать «кирпичики» или составные части опыта. Однако она аналогичным образом отвергает и сам метод интроспекции. Он рассматривается не как полноправный метод наблюдения, а как невольное интеллектуальное упражнение, в котором восприятие и мышление искусственно разлагаются на отдельные чувственно-образные размерности (Humphrey, 1951). Подобного рода оценки упускают из вида вытекающие из опубликованных протоколов интроспекции ясные свидетельства того, что феномен, который Рэймонд Кэттелл (1930) назвал успешной «субъективацией», был больше похож на спонтанное состояние, в которое наблюдатель входил, культивируя пассивную, воспринимающую установку. Как мы увидим, данное Тиченером определение интроспекции как «избегания стимульной ошибки» оказывается во многом схожим с медитацией. Традиционная история также игнорирует совершенно другую микрогенетическую модель сознания, относящуюся к сверхбыстрому, от момента к моменту, росту опыта, которую предлагали европейские интроспекционисты (Krueger, 1928; Sander и Heinz Werner, 1961) и их британские коллеги (Spearman, 1923; Cattell, 1930). Феликса Крюгера особенно интересовало то, каким образом интроспективные наблюдатели, обученные пассивной воспринимающей установке, при тахистоскопическом предъявлении зрительных форм с целью предотвращения полного распознания были способны настраиваться на все более ранние, в норме бессознательные стадии формирования опыта — тем самым позволяя аспектам сверхбыстрого микрогенеза непосредственно проявляться в Познавательная способность и сознание 81 осознании. При самых коротких уровнях экспозиции эмоционально значимых объектов или сцен наблюдатели были способны описывать только размытую вспышку света. При последовательных предъявлениях она заменялась сначала разнообразными геометрическими узорами, реорганизующимися от предъявления к предъявлению в различные формы, затем отдельными частями реально предъявляемого объекта и, наконец, полностью распознаваемым стимулом. Последний все еще мог подвергаться «галлюцинаторным» преобразованиям при последующих предъявлениях, пока вся картина не стабилизировалась при времени экспозиции около 200 мс. Крюгера поражали эстетические качества этих субъективных преобразований, в то время как Шильдер (Schilder, 1942) обратил внимание на их сходство с геометрическими и кинематическими образами, возникающими под влиянием психоделических препаратов и в гипнагогический период начала сна. Лучшие интроспективные наблюдатели — а этому можно было обучить не каждого (Тиченер, 1912) — могли достигать весьма сходных эффектов и без тахистоскопа (см. Hunt, 1984, 1985ab, 1986). — 56 —
|