О природе сознания

230

Образные основы сознания

в решении проблем, и они не обнаружили вообще никакого поддающегося определению содержания, все соглашались, что эти «неосязаемые осознания», тем не менее, были определенными состояниями — чем-то самостоятельным, а не просто отсутствием или пустотой: «Мысль без образов — это не логическая абстракция. Это несомненный факт интроспекции... Было бы несправедливо называть эти моменты бесцветными и невыразительными: это именно те моменты, когда мысль наиболее определенно предстает тем, чем она является... несмотря на свою краткость, они — реальные кульминационные моменты сознания» (Woodworth, 1906). Карл Бюлер (Biihler, 1908) в конце концов сдался и назвал эти моменты «мыслями», под которыми он подразумевал определенные состояния, обладающие качествами ясности, живости и глубины, и которые он классифицировал как «сознание правила», «сознание отношения», «намерения» и так далее. В то же время они были лишены определяющих паттернов образности, в смысле конкретных изображений, которые бы каким-то образом «несли в себе» эти смыслы.

Так что мы по-прежнему имеем неразрешенную загадку — или, по меньшей мере, разногласие в отношении метода ее разрешения — но оно вряд ли обесценивает то, что первоначально было сделано в этом направлении. И значит, мы имеем некое неизвестное, «х», которое означает действительный процесс мышления. По одну сторону этого неизвестного мы находим неосязаемые состояния бессодержательного осознания. По другую сторону, в условиях искусственного усиления за счет сбоев, вызываемых систематической интроспекцией, мы обнаруживаем серии конкретных образных фрагментов, связанных со своей темой в лучшем случае косвенной метафорической или ассоциативной связью. Решение для «х» получается, если мы подставляем вместо этого неизвестного полный спектр синестезий, как широкий ряд родственных состояний, соединяющих полюса пустого высказывания и иррелевантно-го образа. Тем самым мы не только разрешаем очень старый спор, до сих пор продолжающийся в когнитивной психологии применительно к взаимоотношению между образами и мышлением, но попутно можем определить ощущаемую «внутреннюю» сторону способности к межмодальной трансляции, лежащей в основе всех форм символического познания.

Синестезия

231

С самого начала важно подчеркнуть, что феноменология синестезий гораздо шире, чем межмодальные трансляции, отражающиеся в наиболее подробно исследованном и относительно простом примере «цветового слуха», где каждый гласный звук может вызывать опыт специфического цвета. В действительности, это относительно стереотипный феномен: звук «а», как правило, переживается как красный или синий, звук «е» — как желтый или белый, а звук «у» — как черный или коричневый (Marks, 1975, 1978). Однако цветовой слух представляет собой относительно шаблонную форму гораздо более широкого ряда — настолько широкого и всеобъемлющего, что его легко проглядеть как таковой. Например, синестезии цвета и динамических форм, которые у некоторых людей связаны с музыкой (Critchley, 1977) и, возможно, в неявном виде присутствуют в любом эстетическом восприятии музыки, демонстрируют многозначность, сложность и открытость, типичные для символического познания. В психоделических состояниях возникают также так называемые «сложные синестезии» (Kluver, 1966), в которых тактильно-кинестетические паттерны переживаются как сливающиеся с быстро меняющимися геометрическими узорами, и все это неотделимо от ощущаемого смысла. Такие слияния образа тела и геометрической формы непосредственно проявляются в переживаниях чакр и мандал в медитативных состояниях и под действием психоделических препаратов. По-видимому, они также представляют собой более яркие и явные варианты абстрактных зрительных образов, которые Арнхейм (Arnheim, 1969), Шепард (Shepard, 1978), Лакофф (Lakoff, 1987) и Джонсон (John-