начинали объяснять как проявление его воли. Если, скажем, он освобождал их от неприятных работ, это было сродни нисхождению самого Божества до их низменных интересов. Некоторые даже склонны были объяснять включение остановившегося автомобильного двигателя проявлением его чудодейственной силы. Смесь серьезного и мистификаторского является отличительной чертой Гурджиева, и прессе это нравилось. Журналисты любили описывать Приере в период 1922-1925 гг. Как "Дейли миррор", так и "Дейли ньюс" публиковали обширные статьи о Гурджиеве, предлагая самые различные интерпретации его учения - от сатанизма до нудизма. В "Нью стейтсмен" появилась более обстоятельная, хотя и непоследовательная статья, в которой обитатели Приере были названы "лесными философами" {15}. Но как бы ни интересовалась им пресса, Гурджиев всегда был готов привлечь к себе еще большее внимание. Как и ЕПБ, ему нравилось смущать публику своими рассказами. Большинство так называемых "новостей" он придумывал сам; они касались не столько его учения, сколько его известных спонсоров и покровителей. Одной из самых важных новостей в январе и феврале 1923 г. считался факт приезда леди Ротермер. Появление Гертруды Стайн и Эптона Синклера в Приере также привлекло внимание прессы, как и быстротечный визит Дягилева, который обдумывал постановку священных танцев. Большинство остальных посетителей не были столь известными. Дж. Г. Беннетт прибыл на пять недель летом 1923 г., и в том же году Гурджиев принимал епископа Уэджвуда, ставшего не таким уж уважаемым, хотя и популярным после недавнего скандала. Многие приезжали из Парижа на день или вечер в дорогих автомобилях, чтобы посмотреть на танцы; Гурджиев и Приере стали модным явлением - нечто вроде парижского развлекательного учреждения. Гостей угощали великолепными яствами и винами; а когда они оставались на ночь, то их размещали исключительно в Ритце. Но щедрое угощение и лесть, — 284 —
|