"психологического зерна" в любой момент может возникнуть опорный образ для каждого сценического эпизода. Но даже такой, как будто завершающий образ-идея постигнутого характера, не способен удовлетворить Шаляпина полностью. В 1920 году в петербургском альбоме мы встречаемся с еще двумя зарисовками образа Ивана Грозного, свидетельствующими о том, что, так же как и над Дон Кихотом, Шаляпин продолжал работать и над этим образом. Один из рисунков представляет Грозного в напряженном раздумье. Образ становится более объемным, "насыщенным духовной плотью". Весомо ощущается тяжелый, непоколебимо своевольный характер царя Ивана. Как крепко в художественном отношении выполнены его глаза, губы, подбородок. И как все выражает одно мрачное одиночество и только скорбные мысли... На профильном рисунке царь Иван перестал быть Грозным. Сейчас он не излучает злобы, почти не страшен и человечен. Кажется, он узрел нечто, что поразило его. Грозный приоткрыл рот от волнения. Может быть, Шаляпин изобразил его в сложной для актера, играющего Грозного, момент встречи с Ольгой, так похожей на Веру Шелогу. От состояния злобы, подозрительности, затем позывов грубой похотливости необходимо перейти к неожиданному воспоминанию прежней любви. Этот поворотный момент сценической жизни персонажа предстает в зарисовке его лица. "Тут,- описывает эту сцену Старк,- как глянут на царя ее глаза, да прямо в душу, и что-то в этой душе, давно забытое, мгновенно шевельнулось. Что! ... Что такое? Мати пресвятая!... Не наваждение ль? ... Смутился! Грозный царь смутился! Человеческое проснулось в нем, какие-то невидимые нежные нити протянулись от чистой девичьей души к душе... кого же? Иоанна Грозного!.. Вот какая-то едва заметная тень скользнула по лицу царя, что-то — 235 —
|