– Вы и правда верите, что… – Я верю, что нам помогают, когда мы собираемся что‑нибудь написать. Да. Это подтверждено моим опытом. – Так вы совсем не планируете свои произведения заранее? – Я бы сказала, что грежу ими. Это как осознанные сновидения, где я несу основную мысль, а Вселенная подбрасывает мне подробности по мере надобности. – Но я же не могу увидать во сне целый сценарий! – протестует Реджина, отвергая мои сомнительные методы. – Мой коллега Джон планирует все заранее, – говорю я. – Составляет конспекты. Может, вам тоже это подойдет. Или мой приятель Марк – он продумывает все так подробно, что его заготовки для сценария больше похожи на книжку‑раскраску. Некоторые писатели рассказывают свои истории вслух, пока им не понравится услышанное. Мне кажется, это опасно, потому что в итоге текст может зазвучать фальшиво. Слишком много повторений вслух – и моему внутреннему писателю станет скучно, когда придет время записывать. – Вы меня только еще больше запутали, – жалуется Реджина. Она призналась, что видит сцены и образы, но понятия не имеет, как их связать воедино. – Запишите их на отдельных карточках. – А потом что? – Разделите свое повествование на три части. В первой вы знакомитесь с героями и узнаете основные вопросы фильма. Во второй наблюдаете за поисками ответов на эти вопросы. В третьей находите ответы. Все ваши сцены окажутся в одной из этих категорий. – Так и есть. – Я знаю. – Так когда же надо начинать, собственно, писать? – Это уж вам решать. Можете накапливать карточки, пока не выстроится сюжетная линия, а можете сразу браться за дело, как я. – А что лучше? – Только то, что лучше для вас самой. – Да что ж такое! Реджина думает, я что‑то от нее скрываю. Но нет. Писательство – штука очень личная. У других можно набраться приемов и трюков, но писать придется самому. Все мы делаем это в одиночку – и все по‑разному. Как уже говорила ранее, я пишу набросками. Мне нравится сначала очерчивать форму, а уже потом прорисовывать детали. Я стараюсь не подвергать этот процесс цензуре. Запечатлеваю все, что приходит в голову, и знаю, что недостающие подробности явятся позже, а этот первый набросок станет прототипом – и толчком – для более и более тонких набросков, прорисованных все тщательнее. – Вас послушать, все так обыденно, – жалуется Реджина. – Как сесть и накатать целый текст. – Мне кажется, накатать – хорошее дело, – отвечаю я. – Так можно произвести на свет уйму годного материала без особых усилий. Когда начинает казаться, что «все серьезно», появляется опасность творческого застоя. — 49 —
|