Искусство толкования. Часть 2.

Но религиозное рвение чаще бывало и бывает все же трансформацией социальных потребностей «для себя». Тогда под видом борьбы за торжество и распространение истины происходит осознаваемая и неосознаваемая борьба за власть, за насаждение справедливости по своему образцу.

Может быть, это и дало основание Уайдлеру утверждать, что «религия только платье истинной веры, и платье это за­частую прескверно сшито» (282, стр.194). Но практиков и политиков покрой платья мало интересует. Дж. Неру цитирует императора Наполеона: «Религия имеет ту же ценность, что и прививка. Она удовлетворяет нашу склонность к сверхъесте­ственному и предохраняет нас от шарлатанов <...>. Общество не может существовать без имущественного неравенства, а это последнее не может существовать без религии» (197, стр.170). Но религия, как подчиненность истине и как высокая норма удовлетворения идеальных потребностей, противостоит всем эгоистическим потребностям. Так определил ее М. Ганди: «Сторонник ненасилия не может действовать иначе, как с помощью божией. Без этого у него не будет мужества умереть без гнева, без страха, без отмщения. Такое мужество рождает­ся верой, что бог - в сердцах всех и что там, где бог, не должно быть страха»; «Это предполагаемое присутствие бога усмиряет гнев в человеке, когда в нем берет верх звериное начало» (60, стр.533-534).

Религиозные учения вырабатываются потребностью позна­ния, а санкционируются через авторитет потребностями соци­альными; они по существу своему идеальны, по форме - со­циальны. Нравственность, наоборот, возникает вследствие социальных потребностей, а идеальные ее узаконивают; она по существу социальна, по форме - идеальна.

Вероятно, так можно объяснить универсальность многих норм нравственности - их санкционируют чуть ли не все су­ществующие религии. Практика человеческих взаимоотноше­ний постоянно и настойчиво требует нравственности и указы­вает ей назначение, а удовлетворить не слишком сильную потребность в познавательном комфорте, в том, что не подда­ется опытной проверке, могут самые разнообразные авторите­ты и даже фантастические обобщения. От обобщений этих, в сущности, только и требуется, чтобы они не слишком расхо­дились со средними, наиболее распространенными представле­ниями об истине, и чтобы из них вытекали приемлемые в данное время в данной среде нормы нравственности. И.Ф. Ан-ненский пишет о «Власти тьмы» Л. Толстого: «Акиму подо­зрительно всякое улучшение даже в наиболее знакомой ему области. <...> Бог Акима не рассуждает, он живет даже не ми­фами, а пошлостью поговорок» (10, стр.440).