|
«Вполне неплохо, — ответил он. — Вот только не могу понять, почему все такие злые? Осаждают мой прилавок со всех сторон. Ума не приложу, на что они так злятся. Наверное, сами не знают. Вроде бы покупают подарки к Рождеству, чтобы доставить людям радость, а сами при этом злятся. Но, — добавил он,—у меня есть один секрет. Я просто не позволяю этому волновать меня. Широко улыбаюсь, отношусь к покупателям по-хорошему, и они от этого оттаивают». Этот молодой человек нашел прием, помогающий ему не раздражаться. Если он будет придерживаться этого всю свою жизнь, то станет преуспевающим человеком. Он расслаблялся, уделял внимание только одному покупателю, и широко улыбался. Иными словами, он овладел искусством отрешенности, поэтому раздражение было не властно над ним. Роберт Льюис Стивенсон очень мудро сказал: «Тихим умам неведомы смятенье и испуг. В радости, в горе ли, они идут себе вперед, сами отмеряя свой шаг, подобно тиканью часов во время грозы». Это очень точные слова. У меня есть небольшой домик на природе — ему уже более полутора веков. В доме сохранилось немало старых вещей, в том числе несколько часов. Есть что-то таинственное в том, как тикают часы, особенно в ночной тишине. Одни такие часы стоят в столовой. Однажды у нас случился сильнейший ураган. Огромные многовековые клены, казалось, сгибались пополам под натиском ветра. Дождь бил в окна. Каждая балка старого дома была готова рухнуть. Только старинные часы шли себе, будто урагана и вовсе не было. «Тик-так, тик-так». Если бы эти часы были современным человеком, они заколотились бы как сумасшедшие, будто крича: «Смотрите, какой ураган! Что нам делать? Что нам делать?». Но часы отсчитывали время — время, которое берет свое начало в недрах далеких звезд. Они отсчитывали десятилетия, поколения, вечность, а не просто маленькие мечущиеся минутки. Поэтому они «шли себе вперед, сами отмеряя свой шаг». Человека, познавшего «мир Божий, который превыше всякого ума», не волнуют ничтожные житейские штормы. Его жизнь берет начало в недрах вечности, поэтому он «идет себе вперед, сам отмеряя свой шаг, подобно тиканью часов во время грозы». Покойный Уильям Дженнингс Брайан, один из величайших ораторов нашего времени, достиг в этом искусстве совершенства. Много лет назад один мой друг провел с Брайаном целое лето. Он ночевал с ним в маленьких сельских гостиницах. Иногда они даже проводили ночи на скамейках на перронах далеких полустанков. Как-то ночью они отдыхали, лежа на багажных тележках в ожидании поезда где-то в горах Теннесси. В то время одна газета подвергала Брайана безжалостным нападкам. Моего друга это выводило из себя. Тогда ночью, лежа на тележке, он спросил Брайана: — 112 —
|