|
Попирай запреты и табу
В любом обществе существуют социальные ограничения, диктующие, как далеко можно зайти в своих действиях. Некоторые из них, самые фундаментальные запреты и табу, уходят корнями в глубь времен; другие, более поверхностные, определяются правилами вежливости и пристойного поведения. Ощущение, что вас подводят к самому краю любых подобных ограничений, чрезвычайно обольстительно — воспользуйтесь этим. Люди прямо-таки жаждут приоткрыть и исследовать свою темную сторону. Даже самая романтическая влюбленность не должна состоять из одной нежности и мягкости; намекните на то, что вам присуща некоторая жестокость, даже с привкусом садизма. Разница в возрасте для вас ничего не значит, брачные узы не останавливают, не пугают и родственные связи. Достаточно, подведя свою жертву к запретной черте, вызвать в ней желание переступить ее вместе с вами, а потом ей будет трудно остановиться. Ведите жертву дальше, чем она рассчитывала, — чувство общей вины и соучастия создаст крепкие узы. В марте 1812 года двадцатичетырехлетний Джордж Гордон Байрон опубликовал первые главы своей поэмы «Паломничество Чайльд Гарольда». Поэма изобиловала привычными готическими образами — руины аббатства, путешествие по таинственному Востоку, но от прочих произведений ее отличала фигура заглавного героя, который одновременно был и ее главным злодеем: Чайльд Гарольд — человек, погрязший во грехе, попирающий устои общества, но каким-то образом избегающий наказания. К тому же действие поэмы происходило не в какой-то вымышленной или далекой стране, а в современной Англии. О «Паломничестве...» сейчас же заговорил весь Лондон. Первый тираж был распродан почти мгновенно. В считанные дни разошелся слух: поэма о развращенном молодом аристократе на самом деле автобиографична. Теперь лорда Байрона наперебой приглашали в дома самых высокопоставленных персон, а многие представители избранного общества оставили свои карточки в приемной его лондонского дома. Вскоре он стал завсегдатаем в их салонах. Удивительно: он не только оправдал, но даже превзошел все ожидания. Поражала его демоническая красота, эти вьющиеся локоны, обрамляющие лицо ангела. Одежда — он носил черное — подчеркивала его бледность. Он был немногословен, что само по себе производило впечатление, а когда начинал говорить, слушателей завораживали глухие звуки его низкого голоса, в котором было что-то порочное. Он немного прихрамывал (одна нога у него от рождения была деформирована), так что, когда оркестр играл вальс (этот танец был особенно моден тогда, в 1812 году), он стоял в стороне, отрешенно глядя поверх голов танцующих. Дамы сходили с ума. Однажды при встрече с ним у леди Розберри началось такое сердцебиение (от смешанного чувства страха и восторга), что она вынуждена была удалиться. Женщины соперничали, вырывая право сесть поближе к своему кумиру, завладеть его вниманием, пасть его жертвой. Правда ли то, что он повинен в тайных грехах, подобно его герою? — 314 —
|